Неточные совпадения
Вронский поехал во Французский театр, где ему действительно нужно было видеть полкового
командира, не пропускавшего ни одного представления во Французском театре, с тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день. В деле этом был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный
товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут были замешаны интересы полка.
Вернувшись к столу, полковой
командир опять вышел с бокалом на крыльцо и провозгласил тост: «За здоровье нашего бывшего
товарища и храброго генерала князя Серпуховского.
Я приготовил письмо в полк
командиру и
товарищам, с полным сознанием во лжи моей, восстановляя честь Степанова.
— Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в *** гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом.
Товарищи меня обожали, а полковые
командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло.
Утром — ученье; после ученья — отдых в кругу
товарищей, завтрак в кабачке, игра на бильярде и проч.; обед — у полкового
командира; после обеда — прогулка верхом с полковыми дамами; вечером — в гостях, всего чаще опять у полкового
командира.
Вообще батарейный
командир казался нынче вовсе не таким суровым, как вчера; напротив, он имел вид доброго, гостеприимного хозяина и старшего
товарища. Но несмотря на то все офицеры, от старого капитана до спорщика Дяденки, по одному тому, как они говорили, учтиво глядя в глаза
командиру, и как робко подходили друг за другом пить водку, придерживаясь стенки, показывали к нему большое уважение.
Хотя Козельцов далеко был не трус и решительно ни в чем не был виноват ни перед правительством, ни перед полковым
командиром, он робел, и поджилки у него затряслись при виде полковника, бывшего недавнего своего
товарища: так гордо встал этот полковник и выслушал его.
А теперь! голландская рубашка уж торчит из-под драпового с широкими рукавами сюртука, 10-ти рублевая сигара в руке, на столе 6-рублевый лафит, — всё это закупленное по невероятным ценам через квартермейстера в Симферополе; — и в глазах это выражение холодной гордости аристократа богатства, которое говорит вам: хотя я тебе и
товарищ, потому что я полковой
командир новой школы, но не забывай, что у тебя 60 рублей в треть жалованья, а у меня десятки тысяч проходят через руки, и поверь, что я знаю, как ты готов бы полжизни отдать за то только, чтобы быть на моем месте.
По одному из них юнкеру, находящемуся под арестом и выпускаемому в роту для служебных занятий, советовалось не говорить со свободными
товарищами и вообще не вступать с ними ни в какие неделовые отношения, дабы не дать ротному
командиру и курсовым офицерам возможности заподозрить, что юнкера могут делать что-нибудь тайком, исподтишка, прячась.
Если начальник губернии в хороших отношениях с полковым
командиром, то в эти дни являются трубы или большой барабан с
товарищами, смотря по тому, какое войско стоит в губернии; и увертюра из «Лодоиски» и «Калифа Багдадского» вместе с французскими кадрилями, напоминающими незапамятные времена греческого освобождения и «Московского телеграфа», увеселяют слух купчих, одетых по-летнему — в атлас и бархат, и тех провинциальных барынь, за которыми никто не ухаживает, каких, впрочем, моложе сорока лет почти не бывает.
В день прихода нас встретили все офицеры и
командир полка седой грузин князь Абашидзе, принявший рапорт от Прутникова. Тут же нас разбили по ротам, я попал в 12-ю стрелковую. Смотрю и глазам не верю: длинный, выше всех на полторы головы подпоручик Николин, мой
товарищ по Московскому юнкерскому училищу, с которым мы рядом спали и выпивали!
На вечернем учении повторилось то же. Рота поняла, в чем дело. Велиткин пришел с ученья туча тучей, лег на нары лицом в соломенную подушку и на ужин не ходил. Солдаты шептались, но никто ему не сказал слова. Дело начальства наказывать, а смеяться над бедой грех — такие были старые солдатские традиции. Был у нас барабанщик, невзрачный и злополучный с виду, еврей Шлема Финкельштейн. Его перевели к нам из пятой роты, где над ним издевались
командир и фельдфебель, а здесь его приняли как
товарища.
Пришло несколько офицерчиков, выскочивших на коротенький отпуск в Европу и обрадовавшихся случаю, конечно, осторожно и не выпуская из головы задней мысли о полковом
командире, побаловаться с умными и немножко даже опасными людьми; прибежали двое жиденьких студентиков из Гейдельберга — один все презрительно оглядывался, другой хохотал судорожно… обоим было очень неловко; вслед за ними втерся французик, так называемый п' ти женом грязненький, бедненький, глупенький… он славился между своими
товарищами, коммивояжерами, тем, что в него влюблялись русские графини, сам же он больше помышлял о даровом ужине; явился, наконец, Тит Биндасов, с виду шумный бурш, а в сущности, кулак и выжига, по речам террорист, по призванию квартальный, друг российских купчих и парижских лореток, лысый, беззубый, пьяный; явился он весьма красный и дрянной, уверяя, что спустил последнюю копейку этому"шельмецу Беназету", а на деле он выиграл шестнадцать гульденов…
Товарищи и начальники ваши тогда искренно сожалели, что вы оставили военную службу, для которой положительно были рождены; даже покойный государь Николай Павлович, — эти слова генерал начал опять говорить потише, — который, надо говорить правду, не любил вас, но нашему полковому
командиру, который приходился мне и вам дядей, говорил несколько раз: «Какой бы из этого лентяя Бегушева (извините за выражение!) вышел боевой генерал!..» Потому что действительно, когда вы на вашем десятитысячном коне ехали впереди вашего эскадрона, которым вы, заметьте, командовали в чине корнета, что было тогда очень редко, то мне одна из grandes dames… не Наталья Сергеевна, нет, другая… говорила, что вы ей напоминаете рыцаря средневекового!
Не говорю уже о
товарищах его, которые все смотрели на Балясникова как на будущего, славного полководца и горячо его любили, — каждый рядовой артиллерист так был предан, так любил его, что прощанье ротного
командира с ротою походило на расставанье самых близких и горячо любящих друг друга родных.
Он попробовал раз подумать о том, что ему теперь делать, как выехать без копейки денег, как заплатить пятнадцать тысяч проигранных казенных денег, что скажет полковой
командир, что скажет его мать, что скажут
товарищи, — и на него нашел такой страх и такое отвращение к самому себе, что он, желая забыться чем-нибудь, встал, стал ходить по комнате, стараясь ступать только наищели половиц, и снова начал припоминать себе все мельчайшие обстоятельства происходившей игры; он живо воображал, что уже отыгрывается и снимает девятку, кладет короля пик на две тысячи рублей, направо ложится дама, налево туз, направо король бубен, — и всё пропало; а ежели бы направо шестерка, а налево король бубен, тогда совсем бы отыгрался, поставил бы еще всё на пе и выиграл бы тысяч пятнадцать чистых, купил бы себе тогда иноходца у полкового
командира, еще пару лошадей, фаэтон купил бы.
Письмо послал
командиру, а копии
товарищам.
Они спустились в каюту, и там произошла трогательная сцена. Когда
командир «Забияки» узнал, что «Коршун» в тумане полным ходом шел к нему на помощь, он с какой-то благодарной порывистостью бросился целовать
товарища и проговорил со слезами на глазах...
Это было совершенно верное и мастерское определение характера Катерины Астафьевны, и в силу этого-то самого характера столь терпеливая во всех нуждах и лишениях подруга майора не стерпела, когда при перемене полкового
командира вновь вступивший в командование полковник, из старых
товарищей Форова по военной академии, не пригласил ее на полковой бал, куда были позваны жены всех семейных офицеров.
— Да, изменение большое тогда пошло. Раньше, бывало: «Ваше высокопревосходительство!», «Ваше благородие!», «Рад стараться!». А тут
командиру корпуса: «Ну-ка,
товарищ, дай-ка прикурить». Не даст, — в ухо!
— Мы составили свой партизанский отряд, дали клятву беспощадной борьбы и железной дисциплины.
Командир у нас лихой, —
товарищ Седой. Сознательный человек. Всем беспонятным дает понятие.
Николай Герасимович остановился у офицеров-ординарцев корпусного
командира, Козлова и Гаталея, своих бывших петербургских
товарищей.
— Он подделал бланк своего
товарища графа Потоцкого на вексель в десять тысяч рублей. Тот заплатил, но сообщил об этом
командиру и офицерам. Полковник был сейчас у меня. Я отдал ему для передачи Потоцкому десять тысяч и умолял не доводить дело до офицерского суда. Сейчас поеду хлопотать у военного министра. Он, надеюсь, пожалеет мои седины, не допустить опозорить мое имя…
— Еще измайловский
товарищ, — сказал он. — Храбрый офицер! Ты доволен им? — спросил Кутузов у полкового
командира.
Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими
товарищами по корпусу, как в военное время ротного
командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен.
2-го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак смеясь рассказал
товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот разсказ, сообщил его
командиру.
— Переймешь что-нибудь, можешь попросить о чем-нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои
товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового
командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное уменьем выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным.