Неточные совпадения
Так что, если даже и братом пожертвуете,
то и тут ничего не докажете:
насилие очень трудно доказать, Авдотья Романовна.
— Это все вздор и клевета! — вспыхнул Лебезятников, который постоянно трусил напоминания об этой истории, — и совсем это не так было! Это было другое… Вы не так слышали; сплетня! Я просто тогда защищался. Она сама первая бросилась на меня с когтями… Она мне весь бакенбард выщипала… Всякому человеку позволительно, надеюсь, защищать свою личность. К
тому же я никому не позволю с собой
насилия… По принципу. Потому это уж почти деспотизм. Что ж мне было: так и стоять перед ней? Я ее только отпихнул.
Если
насилие,
то сами можете рассудить, что я принял меры.
— Еду мимо, вижу — ты подъехал. Вот что: как думаешь — если выпустить сборник о Толстом, а? У меня есть кое-какие знакомства в литературе. Может — и ты попробуешь написать что-нибудь? Почти шесть десятков лет работал человек, приобрел всемирную славу, а — покоя душе не мог заработать.
Тема! Проповедовал: не противьтесь злому
насилием, закричал: «Не могу молчать», — что это значит, а? Хотел молчать, но — не мог? Но — почему не мог?
Кроме
того, существует
насилие класса и месть его.
— Вражда к женщине началась с
того момента, когда мужчина почувствовал, что культура, создаваемая женщиной, —
насилие над его инстинктами.
Но, когда он пробовал привести в порядок все, что слышал и читал, создать круг мнений, который служил бы ему щитом против
насилия умников и в
то же время с достаточной яркостью подчеркивал бы его личность, — это ему не удавалось.
— «Людей, говорит, моего класса, которые принимают эту философию истории как истину обязательную и для них, я, говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил человека, и чем беспощаднее
насилие —
тем выше культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы были…
Клим Иванович Самгин чувствовал себя человеком, который знает все, что было сказано мудрыми книжниками всего мира и многократно в раздробленном виде повторяется Пыльниковыми, Воиновыми. Он был уверен, что знает и все
то, что может быть сказано человеком в защиту от
насилия жизни над ним, знает все, что сказали и способны сказать люди, которые утверждают, что человека может освободить только коренное изменение классовой структуры общества.
В
ту же минуту из ресторана вышел Стратонов, за ним — группа солидных людей окружила, столкнула Самгина с панели, он подчинился ее благодушному
насилию и пошел, решив свернуть в одну из боковых улиц. Но из-за углов тоже выходили кучки людей, вольно и невольно вклинивались в толпу, затискивали Самгина в средину ее и кричали в уши ему — ура! Кричали не очень единодушно и даже как-то осторожно.
«Я не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти. Чему я завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну цепь, освещать их каким-то одним своим огоньком. В сущности, это
насилие над свободой мысли и зависть к
насилию — глупа. Но этот…» — Самгин был неприятно удивлен своим открытием, но чем больше думал о Тагильском,
тем более убеждался, что сын трактирщика приятен ему. «Чем? Интеллигент в первом поколении? Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это — не
то».
Самгин рассказывал ей о Кутузове, о
том, как он характеризовал революционеров. Так он вертелся вокруг самого себя, заботясь уж не столько о
том, чтоб найти для себя устойчивое место в жизни, как о
том, чтоб подчиняться ее воле с наименьшим
насилием над собой. И все чаще примечая, подозревая во многих людях людей, подобных ему, он избегал общения с ними, даже презирал их, может быть, потому, что боялся быть понятым ими.
Люди простые, обыкновенные, с требованиями русской общественной, крестьянской, христианской нравственности, оставляли эти понятия и усваивали новые, острожные, состоящие, главное, в
том, что всякое поругание,
насилие над человеческою личностью, всякое уничтожение ее позволено, когда оно выгодно.
Противоречие, заключавшееся в занимаемой им должности, состояло в
том, что назначение должности состояло в поддерживании и защите внешними средствами, не исключая и
насилия,
той церкви, которая по своему же определению установлена самим Богом и не может быть поколеблена ни вратами ада ни какими
то бы ни было человеческими усилиями.
В продолжение десяти лет она везде, где бы она ни была, начиная с Нехлюдова и старика-станового и кончая острожными надзирателями, видела, что все мужчины нуждаются в ней; она не видела и не замечала
тех мужчин, которые не нуждались в ней. И потому весь мир представлялся ей собранием обуреваемых похотью людей, со всех сторон стороживших ее и всеми возможными средствами — обманом,
насилием, куплей, хитростью — старающихся овладеть ею.
И в-пятых, наконец, всем людям, подвергнутым этим воздействиям, внушалось самым убедительным способом, а именно посредством всякого рода бесчеловечных поступков над ними самими, посредством истязания детей, женщин, стариков, битья, сечения розгами, плетьми, выдавания премии
тем, кто представит живым или мертвым убегавшего беглого, разлучения мужей с женами и соединения для сожительства чужих жен с чужими мужчинами, расстреляния, вешания, — внушалось самым убедительным способом
то, что всякого рода
насилия, жестокости, зверства не только не запрещаются, но разрешаются правительством, когда это для него выгодно, а потому
тем более позволено
тем, которые находятся в неволе, нужде и бедствиях.
Но когда к этому развращению вообще военной службы, с своей честью мундира, знамени, своим разрешением
насилия и убийства, присоединяется еще и развращение богатства и близости общения с царской фамилией, как это происходит в среде избранных гвардейских полков, в которых служат только богатые и знатные офицеры,
то это развращение доходит у людей, подпавших ему, до состояния полного сумасшествия эгоизма.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что
тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё
то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое
насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Это была полная чаша во вкусе
того доброго старого времени, когда произвол,
насилия и все темные силы крепостничества уживались рядом с самыми светлыми проявлениями человеческой души и мысли.
Совершенно непонятно, почему status quo, сохранение прежних границ бытия народов есть меньшее
насилие, чем изменение границ, чем перераспределение национальных тел, чем
те или другие аннексии.
Я думаю, что в основе всей культуры лежит
та же вина, что и в основе войны, ибо вся она в
насилии рождается и развивается.
В этом глубокая антиномия христианства: христианство не может отвечать на зло злом, противиться злу
насилием, и христианство есть война, разделение мира, изживание до конца искупления креста в
тьме и зле.
Между
тем очень распространены идеологические построения, которые в неподвижности, в сохранении status quo видят справедливость, всякую же борьбу, перераспределяющую исторические тела, считают неправдой и
насилием.
Если под революцией понимать совершаемые в известный исторический день
насилия, убийства, кровопролития, если понимать под ней отмену всех свобод, концентрационные лагеря и пр.,
то желать революции нельзя и нельзя ждать от нее явления нового человека, можно только при известных условиях видеть в ней роковую необходимость и желать ее смягчения.
Ужас человеческой жизни заключается в
том, что добро осуществляют при помощи зла, правду — при помощи лжи, красоту — при помощи уродства, свободу — при помощи
насилия.
Нравственно предосудительно желать быть вполне чистым и свободным от вины
насилия и убийства и в
то же время желать для себя, для своих близких, для своей родины
того, что покупается
насилием и убийством.
И в нашей литературе указывали на
то, что немцы обнаружили не только жестокость и волю к господству и
насилие, но и чувство долга, патриотизм, огромную самодисциплину, способность к самопожертвованию во имя государства, что само зло делают они, оставаясь верными моральному категорическому императиву.
Но не имеет никакого внутреннего смысла желать внешнего мира и отрицать всякое внешнее
насилие, оставляя внутренно мир в прежнем хаосе,
тьме, злобе и вражде.
Это ведет к
тому, что в низшем состоянии мира нужно применять силу и
насилие для осуществления какой-либо цели.
Признаюсь, я именно подумал тогда, что он говорит об отце и что он содрогается, как от позора, при мысли пойти к отцу и совершить с ним какое-нибудь
насилие, а между
тем он именно тогда как бы на что-то указывал на своей груди, так что, помню, у меня мелькнула именно тогда же какая-то мысль, что сердце совсем не в
той стороне груди, а ниже, а он ударяет себя гораздо выше, вот тут, сейчас ниже шеи, и все указывает в это место.
…Приглашения Тюфяева на его жирные, сибирские обеды были для меня истинным наказанием. Столовая его была
та же канцелярия, но в другой форме, менее грязной, но более пошлой, потому что она имела вид доброй воли, а не
насилия.
Она отрешилась в ней не только от грубого дуализма религии, но и от ухищренного дуализма философии; она освободилась не только от небесных привидений, но и от земных; она перешагнула через сентиментальную апотеозу человечества, через фатализм прогресса, у ней нет
тех неизменяемых литий о братстве, демократии и прогрессе, которые так жалко утомляют среди раздора и
насилия.
Мертвящее русское правительство, делающее все
насилием, все палкой, не умеет сообщить
тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед. Увидим, что будет, когда устья Амура откроются для судоходства и Америка встретится с Сибирью возле Китая.
Я не мог мыслить так, что «плоть» греховна или «плоть» свята, я мог мыслить лишь о
том, есть ли «плоть» отрицание свободы и
насилие или нет.
Но когда я веду борьбу против
насилия над свободой духа, когда борюсь за попираемую ценность,
то я бываю страшно нетерпим на этой почве и порываю с людьми, с которыми у меня были дружеские связи.
Совершенно ошибочно считать более радикальным
тот анархизм, который требует
насилия для своего осуществления, как, например, анархизм Бакунина.
Если человек перестанет противиться злу
насилием, т. е. перестанет следовать закону этого мира,
то будет непосредственное вмешательство Бога,
то вступит в свои права божественная природа.
Если общество есть природа,
то оправдывается
насилие сильного над слабым, подбор сильных и приспособленных, воля к могуществу, господство человека над человеком, рабство и неравенство, человек человеку — волк.
Анархизм Бакунина противоречив в
том отношении, что он не отрицает последовательно
насилия и власти над человеком.
При всей значительности толстовской
темы ошибка была в
том, что Толстой, как будто, не интересовался
теми, над кем совершается
насилие и кого нужно защитить от
насилия.
Недостаточно человека освободить от внешнего
насилия, как
то думает социальная религия наших дней, нужно освободиться человеку от внутреннего зла, которое и рождает насильственную связанность природы и смертоносный ее распад.
И если свойства эти не противны свободе и не должны вести к принуждению и
насилию,
то потому только, что свобода входит в содержание христианской веры, что религия Христа исключительна в своем утверждении свободы и нетерпима в своем отрицании рабства,
насилия и принуждения.
Те, что отвергают Бога на
том основании, что зло существует в мире, хотят
насилия и принуждения в добре, лишают человека высшего достоинства.
Со стороны величайшее чудо истории не видно, неверующему нельзя доказать, что Христос воскрес, тут нет доказательного
насилия, но
тот, кто увидел это чудо, кто поверил в него,
тот знает, что мертвые встанут для вечной жизни.
Они далеки еще до
того, чтобы понять наши потребности, и едва ли есть какая-нибудь возможность втолковать им, что каторжных ловят, лишают свободы, ранят и иногда убивают не из прихоти, а в интересах правосудия; они видят в этом лишь
насилие, проявление зверства, а себя, вероятно, считают наемными убийцами.
Некая невидимая сила нудила меня идти пред нее, хотя все меня окружавшие мне в
том препятствовали, делая даже мне
насилие.
В
то мгновение, когда он потакал
насилию своих сыновей, когда он к болезни сердечной супругов присовокуплял поругание, когда на казнь подвигался, видя сопротивление своему адскому властвованию, — тогда закон, стрегущий гражданина, был в отдаленности, и власть его тогда была неощутительна; тогда возрождался закон природы, и власть обиженного гражданина, неотъемлемая законом положительным в обиде его, приходила в действительность; и крестьяне, убившие зверского асессора, в законе обвинения не имеют.
Но
то и другое пеклися, да власть будет всецела, да очи просвещения покрыты всегда пребудут туманом обаяния и да
насилие царствует на счет рассудка.
Мы сказали бы: «Государственные законы нас ограждают от
тех видов
насилия и несправедливости, которые здесь признаны противозаконными и могут нарушить наше благосостояние; поэтому мы признаем их практически.
Сомнения нет тоже, что тут не было над ним никакого
насилия (со стороны, например, Настасьи Филипповны), что Настасья Филипповна действительно непременно пожелала скорей свадьбы и что она свадьбу выдумала, а вовсе не князь; но князь согласился свободно; даже как-то рассеянно и вроде
того, как если бы попросили у него какую-нибудь довольно обыкновенную вещь.