Неточные совпадения
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем
телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял
хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.
Хозяин залез в халат безвыходно, предавши
тело бездействию, а мысль — обдумыванью большого сочиненья о России.
— В-вывезли в лес, раздели догола, привязали руки, ноги к березе, близко от муравьиной кучи, вымазали все
тело патокой, сели сами-то, все трое — муж да
хозяин с зятем, насупротив, водочку пьют, табачок покуривают, издеваются над моей наготой, ох, изверги! А меня осы, пчелки жалят, муравьи, мухи щекотят, кровь мою пьют, слезы пьют. Муравьи-то — вы подумайте! — ведь они и в ноздри и везде ползут, а я и ноги крепко-то зажать не могу, привязаны ноги так, что не сожмешь, — вот ведь что!
Похороны совершились на третий день.
Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы.
Хозяин Кистеневки последний раз перешел за порог своего дома. Гроб понесли рощею. Церковь находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
Рубаха на Василье была одна розовая ситцевая, и та в дырах, на ногах ничего не было, но
тело было сильное, здоровое, и, когда котелок с кашей снимали с огня, Василий съедал за троих, так что старик-караульщик только дивился на него. По ночам Василий не спал и либо свистал, либо покрикивал и, как кошка, далеко в темноте видел. Paз забрались с деревни большие ребята трясти яблоки. Василий подкрался и набросился на них; хотели они отбиться, да он расшвырял их всех, а одного привел в шалаш и сдал
хозяину.
Я был здоров, силен, хорошо знал тайны отношений мужчины к женщине, но люди говорили при мне об этих тайнах с таким бессердечным злорадством, с такой жестокостью, так грязно, что эту женщину я не мог представить себе в объятиях мужчины, мне трудно было думать, что кто-то имеет право прикасаться к ней дерзко и бесстыдно, рукою
хозяина ее
тела. Я был уверен, что любовь кухонь и чуланов неведома Королеве Марго, она знает какие-то иные, высшие радости, иную любовь.
— Скажи, что я верный друг ему, никогда не забуду, — ответил он через переводчика и, несмотря на свою кривую ногу, только что дотронулся до стремени, как быстро и легко перенес свое
тело на высокое седло и, оправив шашку, ощупав привычным движением пистолет, с тем особенным гордым, воинственным видом, с которым сидит горец на лошади, поехал прочь от дома Ивана Матвеевича. Ханефи и Элдар также сели на лошадей и, дружелюбно простившись с
хозяевами и офицерами, поехали рысью за своим мюршидом.
Уж я после узнал, что меня взяли в ватагу в Ярославле вместо умершего от холеры,
тело которого спрятали на расшиве под кичкой — хоронить в городе боялись, как бы задержки от полиции не было… Старые бурлаки, люди с бурным прошлым и с юности без всяких паспортов, молчали: им полиция опаснее холеры. У половины бурлаков паспортов не было. Зато
хозяин уж особенно ласков стал: три раза в день водку подносил с отвалом, с привалом и для здоровья.
После сытного ужина, за которым
хозяин не слишком изнурял свое греховное
тело, Юрий, простясь с боярином, пошел в отведенный ему покой. Алексей сказал ему, что Кирша ушел со двора и еще не возвращался. Милославский уже ложился спать, как вдруг запорожец вошел в комнату.
Бубнов. Они не только по башкам, а и по всему прочему
телу. (Встает.) Пойти ниток купить… А
хозяев наших чего-то долго не видать сегодня… словно издохли. (Уходит.)
Илья упёрся обеими руками в брюхо
хозяина, сильно оттолкнулся, вырвал ухо из его пальцев и злым голосом, с дрожью обиды во всём
теле, громко закричал...
С
хозяином дружно старался,
На зимушку хлеб запасал,
Во стаде ребенку давался,
Травой да мякиной питался,
А
тело изрядно держал.
Помня, что это значит, Тетка вскочила на стул и села. Она поглядела на
хозяина. Глаза его, как всегда, глядели серьезно и ласково, но лицо, в особенности рот и зубы, были изуродованы широкой неподвижной улыбкой. Сам он хохотал, прыгал, подергивал плечами и делал вид, что ему очень весело в присутствии тысячей лиц. Тетка поверила его веселости, вдруг почувствовала всем своим
телом, что на нее смотрят эти тысячи лиц, подняла вверх свою лисью морду и радостно завыла.
— «Разве не видишь, что
хозяева», — отвечала солдатка; заметив, что псарь приближался к ней переваливаясь, как бы стараясь поддержать свою голову в равновесии с протчими частями
тела, она указала своим спутникам большой куст репейника, за который они тотчас кинулись и хладнокровно остановилась у ворот.
Сытенький, розовощёкий, с приятными глазами, которые, улыбаясь, отражали все цвета, точно мыльные пузыри, Яков солидно носил круглое
тело своё и, хотя вблизи был странно похож на голубя, издали казался деловитым, ловким
хозяином. Работницы ласково улыбались ему, он ворковал с ними, прищуриваясь сладостно, и ходил около них как-то боком, не умея скрыть под напускной солидностью задор молодого петуха. Отец дёргал себя за ухо, ухмылялся и думал...
В одном месте, где дорога спускалась по глинистому косогору, меня нагнал экипаж Синицына, в котором ехал сам
хозяин вместе с доктором; за первой тройкой показалась вторая, нагруженная спавшими
телами Безматерных и Карнаухова.
Гавриле стало жутко. Ему хотелось, чтобы
хозяин воротился скорее. Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю… Гаврила чувствовал, как в его
тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, от чего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхом бегавшие по трактиру…
Ну, Бог с тобой!» вдруг проговорил он, ударив по руке
хозяина и с размаху повернувшись от него всем
телом.
Он вдруг длинно, с присвистом выругался отборно скверными словами. Лицо его вздрогнуло, как овсяный кисель от внезапного толчка, и по всему
телу прошла судорога гнева; шея и лицо налились кровью, глаз дико выкатился. Василий Семенов,
хозяин, завизжал тихо и странно, точно подражая вою вьюги за окном, где как будто вся земля обиженно плакала...
Несколько раз я выходил в сени смотреть на
хозяина: среди раскисшего двора на припеке солнца Егор поставил вверх дном старый гнилой ларь, похожий на гроб;
хозяин, без шапки, садился посреди ларя, поднос закусок ставили справа от него, графин — слева. Хозяйка осторожно присаживалась на край ларя, Егор стоял за спиною
хозяина, поддерживая его под мышки и подпирая в поясницу коленями, а он, запрокинув назад все свое
тело, долго смотрел в бледное, вымороженное небо.
Он вдруг засмеялся самодовольным смехом, — этот странный, всхлипывающий звук, такой тихонький и жидкий, вызвал у меня тоскливое чувство сострадания к
хозяину, а он, покачивая свое большое
тело, говорил насмешливо и мстительно...
— Ну, — скажи, — предложил
хозяин, насмешливо оглядывая его длиннорукое, неуклюжее
тело. Осип сконфузился так, что у него даже шея кровью налилась и зашевелились уши.
И всякому человеку надо прежде всего решить вопрос, сын ли он
хозяина или поденщик, совсем или не совсем он умирает со смертью
тела. Когда же человек поймет, что есть в нем то, что смертно, есть и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться он будет в этой жизни больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно, — будет жить не как работник, а как хозяйский сын.
С этого и надо начать: надо отрешиться от всего того, что нам не принадлежит, отрешиться настолько, чтобы оно не было нашим
хозяином, отрешиться от всего, что нужно
телу, отрешиться от любви к богатству, к славе, к должностям, почестям, отрешиться от своих детей, жены, братьев. Надо сказать себе, что всё это не твоя собственность.
Жить только для своего
тела это значит делать то же, чтò сделал тот рабочий, который хозяйские деньги, вместо того чтобы купить, как велел
хозяин, нужные для самого рабочего вещи, промотал на свои потехи.
— Вот мы как! — громко расхохотался
хозяин и все его огромное
тело заколыхалось в разные стороны, — так вот как! Скажите, пожалуйста, обидели ваше сиятельство! Не финтифлюшка они, изволите видеть, a Тася… Принцесса какая выискалась, видали такую? — обратился он к девочке.
Свет горячо проникал к коже, пробираясь сквозь нее глубоко внутрь, и там, внутри, радостно смеялся чему-то, чего я не понимал. Шаловливым порывом вылетал из тишины ветерок, ласково задевал меня теплым, воздушно-прозрачным своим
телом, легко обвивался и уносился прочь. Яснело в темной глубине души. Слепой
Хозяин вбирал в себя щупальца и, ковыляя, уползал куда-то в угол.
Дядя Миняй, так звали проводника, был уже старый, но крепкий и
телом и духом человек. Когда-то молодым парнем он был взят в плен еще при Анике Строганове, крещен им и так привык к своему новому
хозяину, что тот души не чаял в нем и считал его самым преданным себе человеком.
— Трусость наша растеряна по полю, да не вы ли подобрали ее? — вдруг заговорил до сих пор молчавший дьяк Захарий. — От Волги до моря далеко усыпаны следы новгородские. Наших-то молодцев назвать домоседами? Как грибы растут они перед стенами вражескими, мечи их хозяйничают на чужбине, как в своих кисах, а самих
хозяев посылают хлебать сырую уху на самое дно. Кто их не знает, того
тело свербит, как ваши же языки, на острие.
— Обо мне не извольте беспокоиться. Мое
тело и душа готовы за вас в пеклу. Для вас, если б нужно было, я вырвал бы своими руками всех мертвецов на кладбище и зарыл бы живых столько же. Мы было устроили так хорошо, да испортила какая-то маска, пробравшаяся вслед за нами… шепнула что-то
хозяину и все вывернула с изнанки налицо. К тому ж и ваш братец порыцарствовал некстати…