Неточные совпадения
«Общественные инстинкты» он проговорил гнусаво, в нос и сморщив
лицо, затем, опустив руки
на затылок, спросил
с негодованием...
Я запомнил только, что эта бедная девушка была недурна собой, лет двадцати, но худа и болезненного вида, рыжеватая и
с лица как бы несколько похожая
на мою сестру; эта черта мне мелькнула и уцелела в моей памяти; только Лиза никогда не бывала и, уж конечно, никогда и не могла быть в таком гневном исступлении, в котором стояла передо мной эта особа: губы ее были белы, светло-серые глаза сверкали, она вся дрожала от
негодования.
Люди начали снимать
с измученных лошадей вьюки, а я
с Дерсу снова пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись
на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись
лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки
негодования...
Высокий ростом,
с волосами странно разбросанными, без всякого единства прически,
с резким
лицом, напоминающим ряд членов Конвента 93 года, а всего более Мара,
с тем же большим ртом,
с тою же резкой чертой пренебрежения
на губах и
с тем же грустно и озлобленно печальным выражением; к этому следует прибавить очки, шляпу
с широкими полями, чрезвычайную раздражительность, громкий голос, непривычку себя сдерживать и способность, по мере
негодования, поднимать брови все выше и выше.
Оказывается,
на конюшне секут «шалунишку» буфетчика, человека
с большими бакенбардами, недавно еще в долгополом сюртуке прислуживавшего за столом…
Лицо у Мардария Аполлоновича доброе. «Самое лютое
негодование не устояло бы против его ясного и кроткого взора…» А
на выезде из деревни рассказчик встречает и самого «шалунишку»: он идет по улице, лущит семечки и
на вопрос, за что его наказали, отвечает просто...
Убеждение в чем? (О, как мучила князя чудовищность, «унизительность» этого убеждения, «этого низкого предчувствия», и как обвинял он себя самого!) Скажи же, если смеешь, в чем? — говорил он беспрерывно себе,
с упреком и
с вызовом. — Формулируй, осмелься выразить всю свою мысль, ясно, точно, без колебания! О, я бесчестен! — повторял он
с негодованием и
с краской в
лице, — какими же глазами буду я смотреть теперь всю жизнь
на этого человека! О, что за день! О боже, какой кошмар!
И в исступлении она бросилась
на обезумевшую от страха девочку, вцепилась ей в волосы и грянула ее оземь. Чашка
с огурцами полетела в сторону и разбилась; это еще более усилило бешенство пьяной мегеры. Она била свою жертву по
лицу, по голове; но Елена упорно молчала, и ни одного звука, ни одного крика, ни одной жалобы не проронила она, даже и под побоями. Я бросился
на двор, почти не помня себя от
негодования, прямо к пьяной бабе.
Он ответил как-то коротко, как будто
с какою-то внутреннею болью, точно стараясь не глядеть
на меня, и
лицо его покраснело; через полминуты он посмотрел
на меня, и в глазах его засверкал огонь ненависти, а губы затряслись от
негодования.
Нестерпимейшая досада,
негодование и гнев — гнев душащий, но бессильный, все это меня погоняло и шпорило, и я шагал и шагал и… вдруг, милостивые мои государи, столкнулся
лицом к
лицу с седым человеком очень небольшого роста,
с огромными усами и в мундире, застегнутом
на все пуговицы.
— Женат! — вскричал Палицын. Он посмотрел молча
на Юрия и повторил
с негодованием: — Женат! Для чего же ты обманул меня, несчастный? И ты дерзнул в храме божием, пред
лицом господа твоего, осквернить свои уста лукавством и неправдою!.. Ах, Юрий Дмитрич, что ты сделал!
Его встретила Капитолина Марковна.
С первого взгляда
на нее он уже знал, что ей все было известно: глаза бедной девицы опухли от слез, и окаймленное взбитыми белыми локонами покрасневшее
лицо выражало испуг и тоску
негодования, горя и безграничного изумления. Она устремилась было к Литвинову, но тут же остановилась и, закусив трепетавшие губы, глядела
на него так, как будто и умолить его хотела, и убить, и увериться, что все это сон, безумие, невозможное дело, не правда ли?
С каким ужасом,
с каким
негодованием,
с каким тоскливым любопытством я
на следующий день и в день похорон смотрела
на лицо моего отца… да, моего отца! — в шкатулке покойницы нашлись его письма.
Она, конечно, не стоит
на степени развития Простаковой, которая, узнавши, что Палашка лежит больная и бредит, восклицает
с негодованием: «Лежит, бестия, — бредит! как будто благородная!» Но все-таки и Софья Николаевна не могла еще дойти до понятия о том благородстве, которое равно свойственно и помещику и крестьянину и которое нередко может быть в совершенно обратном отношении к общественному положению
лица.
Лоренцита
с трудом вырвалась от него, выхватила из его рук хлыст и, несколько раз со страшной силой ударив его по
лицу, кинулась из дверей в коридор. Разъяренный Энрико бросился за ней и, догнав ее у входа
на арену, еще раз схватил ее. Лоренцита закричала от боли и
негодования.
И чтение продолжалось. И по мере того, как продолжалось оно, оказывалось и достодолжное воздействие его
на либерала и патриота славнобубенского. Брови его супились,
лицо хмурилось, губы подергивало нервическою гримаскою. Он то бледнел, то наливался пунцовым пионом и дышал тяжело,
с каким-то сопеньем;
на лбу проступали капли крупного поту, а в глазах выражение злобы и
негодования сменялось порою выражением ужаса и боязни.
Он был страшен. Его
лицо все залилось багровой краской, покраснел даже кончик носа, подбородок и толстая, короткая апоплексическая шея. Казалось, что он вот-вот задохнется сейчас. Офицеры, окружавшие его, тоже
с не меньшим
негодованием смотрели
на Игоря.
Наконец он вышел. Собрав вокруг себя всех монахов, он
с заплаканным
лицом и
с выражением скорби и
негодования начал рассказывать о том, что было
с ним в последние три месяца. Голос его был спокоен, и глаза улыбались, когда он описывал свой путь от монастыря до города.
На пути, говорил он, ему пели птицы, журчали ручьи, и сладкие, молодые надежды волновали его душу; он шел и чувствовал себя солдатом, который идет
на бой и уверен в победе; мечтая, он шел и слагал стихи и гимны и не заметил, как кончился путь.
То садится он
на стул, разбирает бумаги, углубляется в чтение их,
с негодованием комкает их в руках, опять складывает; то встает, утирает холодный пот
с лица, подходит к окну, смотрит
на небо, будто
с укоризной, то делает разные странные движения, как бы говоря
с самим собой.
Яков Потапович
с благоговением посмотрел
на старого князя, и яркая краска жгучего стыда залила его красивое
лицо. Страшное
негодование против самого себя внезапно возникло в его уме.
В собеседнике своего друга видел он уродливого, лукавого старичишку
с рогами; постигал, что этот бес — хранитель тайны, располагавшей судьбою Владимира, и потому страх, грусть и
негодование попеременно отзывались
на лице святого старца, как
на клавишах разнообразные звуки равно печальной песни.