Неточные совпадения
И глаза ее вдруг наполнились слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе
на лицо его, и он в минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая
с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной
грусти.
Глядя
на бледный цвет
лица,
на большие глаза, окаймленные темной полоской, двенадцатилетней девочки,
на ее томную усталь и вечную
грусть, многим казалось, что это одна из предназначенных, ранних жертв чахотки, жертв,
с детства отмеченных перстом смерти, особым знамением красоты и преждевременной думы. «Может, — говорит она, — я и не вынесла бы этой борьбы, если б я не была спасена нашей встречей».
Когда мать выглянула из окошка и увидала Багрово, я заметил, что глаза ее наполнились слезами и
на лице выразилась
грусть; хотя и прежде, вслушиваясь в разговоры отца
с матерью, я догадывался, что мать не любит Багрова и что ей неприятно туда ехать, но я оставлял эти слова без понимания и даже без внимания и только в эту минуту понял, что есть какие-нибудь важные причины, которые огорчают мою мать.
Мари, оставшись одна, задумалась. «Какой поэтический мальчик!» — произнесла она сама
с собою. — «Но за что же он так ненавидит меня?» — прибавила она после короткого молчания, и искренняя, непритворная
грусть отразилась
на ее
лице.
Он ходил по комнате, взмахивая рукой перед своим
лицом, и как бы рубил что-то в воздухе, отсекал от самого себя. Мать смотрела
на него
с грустью и тревогой, чувствуя, что в нем надломилось что-то, больно ему. Темные, опасные мысли об убийстве оставили ее: «Если убил не Весовщиков, никто из товарищей Павла не мог сделать этого», — думала она. Павел, опустив голову, слушал хохла, а тот настойчиво и сильно говорил...
Она молчала, но глаза ее в одно мгновение
с его ответом опустились вниз, и что было в них? отуманила ли их
грусть, или блеснула в них молния радости, — ничего нельзя было прочесть
на этом мраморном, прекрасном
лице.
Любовь Александровна смотрела
на него
с глубоким участием; в его глазах,
на его
лице действительно выражалась тягостная печаль;
грусть его особенно поражала, потому что она не была в его характере, как, например, в характере Круциферского; внимательный человек понимал, что внешнее, что обстоятельства, долго сгнетая эту светлую натуру, насильственно втеснили ей мрачные элементы и что они разъедают ее по несродности.
Но порой — особенно во дни неудач — эта
грусть перерождалась у Ильи в досадное, беспокойное чувство. Курочки, коробочки и яички раздражали, хотелось швырнуть их
на пол и растоптать. Когда это настроение охватывало Илью, он молчал, глядя в одну точку и боясь говорить, чтоб не обидеть чем-нибудь милых людей. Однажды, играя в карты
с хозяевами, он, в упор глядя в
лицо Кирика Автономова, спросил его...
Сначала Фома не вслушивался в шепот крестного, но когда тот сказал ему о Медынской, он невольно оглянулся назад и увидал губернатора. Маленькая капелька чего-то приятного канула в душу его при виде этого важного человека в яркой ленте через плечо, в орденах
на груди, и шагавшего за гробом
с грустью на строгом
лице.
Он застал ее
на этот раз в комнатах и
с очень печальным и недовольным
лицом: Анна Юрьевна все
грустила о своем негодяе, юном музыкальном таланте.
А иногда они плясали
на месте,
с каменными
лицами, громыхая своими пудовыми сапогами и распространяя по всей пивной острый соленый запах рыбы, которым насквозь пропитались их тела и одежды. К Сашке они были очень щедры и подолгу не отпускали от своих столов. Он хорошо знал образ их тяжелой, отчаянной жизни. Часто, когда он играл им, то чувствовал у себя в душе какую-то почтительную
грусть.
— Я хочу жить
с тобой ровно,
с тобой… Но я не могла договорить: такая
грусть, глубокая
грусть выразилась
на его
лице. Он помолчал немного.
Тут она взглянула
на него; но столько
грусти отразилось вдруг
на лице ее, такая безвыходная печаль поразила разом все черты ее, так неожиданно закипело изнутри, из сердца ее отчаяние, что непонятное, болезненное чувство сострадания к горю неведомому захватило дух Ордынова, и он
с невыразимым мучением глядел
на нее.
Сотник, уже престарелый,
с седыми усами и
с выражением мрачной
грусти, сидел перед столом в светлице, подперши обеими руками голову. Ему было около пятидесяти лет; но глубокое уныние
на лице и какой-то бледно-тощий цвет показывали, что душа его была убита и разрушена вдруг, в одну минуту, и вся прежняя веселость и шумная жизнь исчезла навеки. Когда взошел Хома вместе
с старым козаком, он отнял одну руку и слегка кивнул головою
на низкий их поклон.
Дробыша сильно поразило это известие, и — чего
с ним не бывало раньше-он сначала
загрустил, потом закутил… Все это прошло, но
на лице Дробыша долго еще лежала какая-то тень; в двадцать лет он казался уже совсем серьезным, взрослым человеком. В наших беседах он теперь часто и
с большой горечью нападал
на «условности и предрассудки, коверкающие жизнь».
Трилецкий (вскакивая). Да, да, да… Будет теперь плакать… Кстати, глаза
на мокром месте… Выпороть бы тебя хорошенько! Одевай шапку! Едем! Муж! Хорош муж! Погубил женщину ни за что, ни про что! Довел до чего! А эти и держат его здесь! Нравится он им! Оригинальный человек, интересный субъект,
с грустью благородной
на лице! Со следами когда-то бывшей красоты! Поедем-ка! Посмотришь, что ты наделал, интересный субъект, оригинал!
Этот человек огромного роста, широкий в плечах,
с кудлатою, тронутой ранней проседью головою, казавшийся атлетом, давно уже следил за приютками,
с самого начала их появления в зале, и
на его подвижном, выразительном
лице поминутно сменялось выражение досады, жалости, сочувствия и какой-то почти женственной
грусти.
Ни желаний, ни
грусти, ни радости — ничего не выражало ее красивое
лицо с вздернутым носом и ямками
на щеках.
Я чувствовал, что
на такую
грусть решительно ничего не ответишь, и бежал от разрывающей душу печали. Потом, во-вторых, я был уверен в живой для себя потребности беседы
с духовным
лицом насчет своего намерения поступить в монастырь.
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое
лицо, очень толстая и длинная коса сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой.
На прекрасном
лице —
грусть, но
грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся
с нею.
Сквозь отверстие едва раскрытого окна Анастасия взорами следит незнакомца. Она не знает, что подумать о появлении его
на место Антона-лекаря. Вот он остановился
на крыльце, скинул шелом свой, украшенный веткою и пером попугая, утер платком
лицо свое и остановился
на крыльце, смотря
с грустью на окно светлицы.
Большой, незнакомый город. Гимназия, куда он был помещен
на полный пансион, окруженная для него какою-то таинственностью, мундирчик, в который его облекли, товарищи, учителя, новые
лица, новые порядки — вся эта масса нахлынувших
на ум мальчика свежих сильных впечатлений смягчили
грусть разлуки
с родимым гнездышком.
В собеседнике своего друга видел он уродливого, лукавого старичишку
с рогами; постигал, что этот бес — хранитель тайны, располагавшей судьбою Владимира, и потому страх,
грусть и негодование попеременно отзывались
на лице святого старца, как
на клавишах разнообразные звуки равно печальной песни.
Все в квартире приняло иной, более спокойный, привлекательный вид, а сама Анна Александровна стала куда бодрее: туча мрачной
грусти, лежавшая за последнее время
на ее
лице, превратилась в легкое облачко печали
с редкими даже просветами — улыбками.
Суров
с вида был отец, но и
на пасмурном его
лице мальчик угадывал иногда
грусть нежной, любящей натуры; среди редких его ласк замечал
на глазах его невольную слезу, которую старый воин тотчас старался скрыть от сына.
Леонид Михайлович Свирский ничего этого не замечал, как не замечал выражения
лица своей бывшей подруги, минутами носящего
на себе отпечаток такой безысходной
грусти и отчаяния, которое далеко не гармонировало
с ее наружным, каким-то ухарским весельем.
Князь был высокий, статный молодой человек
с выразительным породистым
лицом,
с теми изысканно-изящными манерами, которые приобретаются исключительно в придворной сфере, где люди каждую минуту думают о сохранении элегантной внешности.
На лице его лежала печать
грусти, деланной или искренней — это, конечно, было тайной его сердца, но это выражение вполне гармонировало
с обстановкой, местом и причиной приема. Все заметили, что князь
с особой почтительностью поцеловал руку княгини Вассы Семеновны Полторацкой.
Одна из этих молодых девушек была блондинка
с большими голубыми глазами, овальным личиком и хорошеньким ротиком;
на тонких чертах ее нежного
лица лежал отпечаток какой-то меланхолии, даже
грусти.
Фрейлина Якобина Менгден была высокая, стройная девушка
с пышно, по моде того времени, причесанными белокурыми волосами, окаймлявшими красивое и выразительное
лицо с правильными чертами; нежный румянец
на матовой белой коже придавал этому
лицу какое-то детское и несколько кукольное выражение, но синие глаза, загоравшиеся порой мимолетным огоньком, а порой заволакивавшиеся дымкой
грусти, и чуть заметные складочки у висков говорили иное.
— Я только что со школьной скамейки и потому скажу вам
с простодушием институтки и участием доброй соседки:
на лице вашем вижу часто
грусть, которая как будто вас преследует. Вот теперь… признайтесь.
M-lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела
на них
с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и
грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда
на ее
лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.