Неточные совпадения
Добрый Константин Николаевич перепробовал, по моей просьбе, все фрукты и верно передавал мне понятие о вкусе каждого. «Это сладко,
с приятной кислотой, а это дряблый, невкусный; а этот, — говорил он про какой-то небольшой, облеченный красной кожицей плод,
больше похожий на ягоду, — отзывается печеным
луком» и т. д.
У Марьи Степановны не было тайн от немой, и последняя иногда делилась ими
с Лукой, хотя
с большой осторожностью, потому что
Лука иногда мог и сболтнуть лишнее, особенно под пьяную руку.
Лука Никонович был женат, по приказанию родительскому, на богатой девушке, которой он не любил и
с которою в жизни не нашел никакого утешения; но сестру свою, Ульяну Никоновну, он выдал замуж за мирового посредника Звягина по взаимной склонности и жил
с зятем в
большой дружбе, любил сестру, разделился
с нею по-братски, крестил ее детей и заботился поокруглить и расширить небольшой наследственный зятнин участок.
— Ты, луковница, опять
с своим товаром выехала! — говорил Петр Михайлыч бабе, около которой стояла
большая корзина
с луком.
Мелкая торговля, бьющаяся изо всех сил вылезти в магазины, так и стала ему кидаться в глаза со всех сторон; через каждые почти десять шагов ему попадался жид, и из
большей части домов несло жареным
луком и щукой; но еще более безобразное зрелище ожидало его на Садовой: там из кабака вывалило по крайней мере человек двадцать мастеровых; никогда и нигде Калинович не видал народу более истощенного и безобразного: даже самое опьянение их было какое-то мрачное, свирепое; тут же, у кабака, один из них, свалившись на тротуар, колотился
с ожесточением головой о тумбу, а другой, желая, вероятно, остановить его от таких самопроизвольных побоев, оттаскивал его за волосы от тумбы, приговаривая...
Пришел высокий, бритый, желтолицый повар
Лука с большой продолговатой белой лоханью, которую он
с трудом, осторожно держал за ушки, боясь расплескать воду на паркет.
За опричниками ехал сам царь Иван Васильевич, верхом, в
большом наряде,
с колчаном у седла,
с золоченым
луком за спиною. Венец его шишака был украшен деисусом, то есть изображением на финифти спасителя, а по сторонам богородицы, Иоанна Предтечи и разных святых. Чепрак под ним блистал дорогими каменьями, а на шее у вороного коня вместо науза болталась собачья голова.
Он уже отрубил себе от тонкой жердины дорожную дубинку, связал маленький узелок, купил на базаре две
большие лепешки
с луком и, засунув их в тот же карман, где лежали у него деньги, совсем готов был выступить в поход, как вдруг приехал новый протопоп Иродион Грацианский.
Каратаев вел жизнь самобытную:
большую часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал
с нее по целым дням, как башкирец, даже ноги у него были колесом, как у башкирца; стрелял из
лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане
с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
— Покупай кинжал и зипун. Давай денег
больше. И портки продам. Бог
с тобой, — говорил
Лука. — Мне не налезут; поджарый чорт был.
Когда зрители уселись и простыни раздвинулись, в раме, обтянутой марлей, взорам предстали три фигуры живой картины, в значении которых не было возможности сомневаться: Любинька стояла
с большим, подымающимся
с полу черным крестом и в легком белом платье; близ нее, опираясь на якорь, Лина в зеленом платье смотрела на небо, а восьмилетний Петруша в красной рубашке
с прелестными крыльями, вероятно, позаимствованными у белого гуся, и
с колчаном за плечами целился из
лука чуть ли не на нас.
На дворе, на досках, дымились
большие липовые чаши
с лапшой и чугуны
с кашей, а
с хозяйского крыльца раздавали по рукам ватрушки
с луком и пироги.
Вылезал откуда-нибудь из угла Конец — мрачный, молчаливый, черный пьяница, бывший тюремный смотритель
Лука Антонович Мартьянов, человек, существовавший игрой «в ремешок», «в три листика», «в банковку» и прочими искусствами, столь же остроумными и одинаково нелюбимыми полицией. Он грузно опускал свое
большое, жестоко битое тело на траву, рядом
с учителем, сверкал черными глазами и, простирая руку к бутылке, хриплым басом спрашивал...
Мы, разумеется, во всем изготовились и пред вечером помолились и ждем должного мгновения, и только что на том берегу в монастыре в первый колокол ко всенощной ударили, мы сели три человека в небольшую ладью: я, дед Марой да дядя
Лука. Дед Марой захватил
с собою топор, долото, лом и веревку, чтобы
больше на вора походить, и поплыли прямо под монастырскую ограду.
— Понятно и то, — добавил слушатель, — что
Лука по цепи перешел
с веслом: каменщики известные мастера где угодно ходить и лазить, а весло тот же балансир; понятно, пожалуй, и то, что Марой мог видеть около
Луки светение, которое принял за ангелов. От
большой напряженности сильно перезябшему человеку мало ли что могло зарябить в глазах? Я нашел бы понятным даже и то, если бы, например, Марой, по своему предсказанию, не преполовя дня умер…
Зимой, когда надо есть
больше, это был довольно интересный вопрос; летом из экономии печь топили только по праздникам, и то не всегда, питались же преимущественно окрошками из кваса,
с добавлением
луку, солёной рыбы, иногда мяса, сваренного у кого-нибудь на дворе.
Теперь этот живой привесок общинных весов бежал рядом
с нами, держась по
большей части у моего стремени, так как я ехал последним. Когда мы въехали в лес, Микеша остановил меня и, вынув из-под куста небольшой узелок и ружье, привязал узелок к
луке седла, а ружье вскинул себе на плечо… Мне показалось, что он делает это
с какой-то осторожностью, поглядывая вперед. Узел, очевидно, он занес сюда, пока снаряжали лошадей.
А тебе, мать Виринея, кормы изготовить
большие: две бы яствы рыбных горячих было поставлено да две перемены холодных, пироги пеки пресные
с яйцами да
с зеленым
луком, да лещиков зажарь, да оладьи были бы
с медом, левашники
с изюмом…
Но вообразите себе всю степень панического недоумения их, когда входную дверь они нашли не только запертою, но и запечатанною, и при этом оказалось, что печать несомненно принадлежит кварталу местной полиции. Члены толкнулись
с черной лестницы в другую дверь, но и там то же самое. Позвали дворника, и тот объяснил, что нынешнею ночью приезжали жандармы
с полицией, сделали
большой обыск, запечатали магазин и забрали самого
Луку Благоприобретова.
— Эти варвары отлично ими действуют. Я видел анамитов, которые из
большого, тяжелого
лука с необыкновенно тугой тетивой в одну минуту пускали до двадцати стрел… На 300 шагов при безветрии они пробивали дюймовую доску и улетали далеко… Вдобавок стрелы эти напитываются каким-то ядом.
— Би (вот), — сказал удэхеец, указывая на
лук толщиною в человеческую руку
с большой стрелой на крупного зверя.
За кухонным столом, на котором обыкновенно рубят мясо и крошат
лук, сидел
большой, плотный мужик в извозчичьем кафтане, рыжий, бородатый,
с большой каплей пота на носу.
И вместе
с тем была у мамы как будто
большая любовь к жизни (у папы ее совсем не было) и способность видеть в будущем все лучшее (тоже не было у папы). И еще одну мелочь ярко помню о маме: ела она удивительно вкусно. Когда мы скоромничали, а она ела постное, нам наше скоромное казалось невкусным, —
с таким заражающим аппетитом она ела свои щи
с грибами и черную кашу
с коричневым хрустящим
луком, поджаренным на постном масле.
— Что мне вам рассказывать? вы видите сами,
Лука Иваныч. Лгать я вам не хочу: я ведь не из ревности;
с вами я так жила, потому что человек вы добрый, а
больше ничего у меня не было. Теперь степенный человек меня любит, жениться на мне хочет… слово я скажи. Вам я в тягость… к чему же мне один срам на себя брать, скажите на милость? Я и прошу вас Христом Богом…
— Не извольте сумневаться, — продолжал все так же порывисто Мартыныч, — насчет дитяти… Мне довольно известно, какую вы к ней жалость имеете. Как вам будет угодно, так ее поведем дальше, когда она, по мере лет, в возраст начнет приходить.
Лука Иванович! Я очень понимаю вашу благородную душу… Позвольте мне так сказать!
С Анной Каранатовной вы на братском
больше положении изволили жить… Поэтому-то я и осмелился… А опять же девица она достойная… и в задумчивость приходит, не видя перед собою…
—
С тех ничего
больше и не спросится!.. Но забудемте всех их: что нам до них за дело, m-r Присыпкин!.. Я все вас зову так, по-светски; но мне это не нравится: вас ведь зовут по-русски —
Лука Иваныч?
С большой тетрадью в руках вернулась знакомая
Луки Ивановича и, как только увидала свою кузину, заметно съежилась и припрятала даже тетрадь под мантилью.
— Я вам докладываю: кто переводит, так, всякую мелочь — тому копейка либо копейка
с четвертью; а вот главная работа, передовые статьи называются или опять фельетон, веселенькое там что — этим дороже: копейки три-четыре…
больше пяти копеек никто не получает, хотя бы вот такие, как и
Лука Иваныч, которые статьи доставляют.
Верхом на вороном коне,
с чепраком, блиставшим дорогими камнями,
с болтавшеюся на шее коня собачьею головою вместо пауза, одетый в «
большой наряд»,
с золоченым
луком за спиною и
с колчаном у седла, он стоял на лобном месте среди спешившихся бояр и опричников.
Проскудин оказался, однако, дома. Это был приземистый малый, таких лет, как
Лука Иванович, т. е. сильно за тридцать,
с круглой белокурой бородой,
с пухлым лицом и довольно
большой, блестящей лысиной. Глаза его щурились и часто смеялись. Он сам отворил гостю.
— Всякий писарь, — вскричал
Лука, Иванович,
с совершенно новой для него резкостью, — всякий офицеришка в какой-нибудь сортировальной комиссии — и тот
больше обеспечен, да и дела-то делает
больше нашего брата! Где тут выгораживать свое писательское"я", когда ты зависишь от всякой мизерной случайности, когда тебе ни на каком толкучем рынке и цены-то нет?!
Лука Иванович болезненно вздохнул. Он решительно не мог выносить
больше всех этих вопросов. Не его вина, что
с самых сумерек им овладело такое малодушное настроение; разве он желал, чтобы вслед за неясным, бесформенным, т. е. обыкновенным недовольством, явились такие ясные, крупные, беспощадные вопросные пункты? В нем какой-то другой
Лука Иванович почти вознегодовал, перестал, наконец, прислушиваться и давать приниженные ответы, захотел принудить себя ко сну…
Внизу под лампою был столик, и на нем лежали: гребешок
с тонкими волосами, запутавшимися между зубьями, засохшие куски хлеба, облепленный хлебным мякишем
большой нож и глубокая тарелка, на дне которой, в слое желтого подсолнечного масла, лежали кружки картофеля и крошеный
лук.