Неточные совпадения
Спивак, несмотря на то что
сын ее лежал опасно больной, была почти невидима, с утра
исчезала куда-то, являлась на полчаса, на час и снова
исчезала.
Тем не менее домашняя неурядица была настолько невыносима, что Валентин Осипович, чтоб не быть ее свидетелем, на целые дни
исчезал к родным. Старики Бурмакины тоже догадались, что в доме
сына происходят нелады, и даже воздерживались отпускать в Веригино своих дочерей. Но, не одобряя поведения Милочки, они в то же время не оправдывали и Валентина.
Сын действительно сейчас же приехал, пробыл у матери менее суток и
исчез обратно в Москву. Этот эпизод, разумеется, послужил подтверждением слухов о капиталах покойного Савельцева, будто бы переданных Улите.
Словом сказать, мы целый час провели и не заметили, как время прошло. К сожалению, раздалось призывное: pst! — и Струнников стремительно вскочил и
исчез. Мы, с своей стороны, покинули Эвиан и, переезжая на пароходе, рассуждали о том, как приятно встретить на чужбине соотечественника и какие быстрые успехи делает Россия, наглядно доказывая, что в качестве «гарсонов»
сыны ее в грязь лицом не ударят.
Я садился обыкновенно направо от входа, у окна, за хозяйский столик вместе с Григорьевым и беседовал с ним часами. То и дело подбегал к столу его
сын, гимназист-первоклассник, с восторгом показывал купленную им на площади книгу (он увлекался «путешествиями»), брал деньги и быстро
исчезал, чтобы явиться с новой книгой.
Но о Перво-Божестве ничего не может быть сказано, оно невыразимо, отношение к нему уже сверхрелигиозно, само религиозное отношение
исчезает там, где прекращается драма действующих лиц, драма Отца,
Сына и Духа и всех лиц творения.
Настасья Панкратьева
исчезает пред мужем, дышать не смеет, а на
сына тоже прикрикивает: «как ты смеешь?» да «с кем ты говоришь?» То же мы видели и в Аграфене Кондратьевне в «Своих людях».
Корнет утихомирился и куда-то
исчез, так что и слуха о нем не было, а Полинька явилась с своим
сыном в Москву, придумывая, за что бы взяться и чем жить.
Разумеется, через несколько дней совсем утихло мое волнение, успокоилась совесть,
исчезло убеждение, что я дурной мальчик и дурной
сын.
— И какая, братец, умора была! Дьячков-то
сын вдруг
исчез! Ищут-ищут — сгинул да пропал, и все тут! А он — что ж бы ты думал! — не будь прост, да в грядах на огороде и спрятался. Так в бороздочке между двух гряд и нашли!
На рассвете выл фабричный гудок,
сын и Андрей наскоро пили чай, закусывали и уходили, оставляя матери десяток поручений. И целый день она кружилась, как белка в колесе, варила обед, варила лиловый студень для прокламаций и клей для них, приходили какие-то люди, совали записки для передачи Павлу и
исчезали, заражая ее своим возбуждением.
Ни одного дня, который не отравлялся бы думою о куске, ни одной радости. Куда ни оглянется батюшка, всё ему или чуждо, или на все голоса кричит: нужда! нужда! нужда!
Сын ли окончил курс — и это не радует: он совсем
исчезнет для него, а может быть, и забудет о старике отце. Дочь ли выдаст замуж — и она уйдет в люди, и ее он не увидит. Всякая минута, приближающая его к старости, приносит ему горе.
Прогорела «Дикая Америка»,
исчез Фейгин-отец, а Фейгин-сын все ярче и ярче сверкал в Москве.
Повторю, эти слухи только мелькнули и
исчезли бесследно, до времени, при первом появлении Николая Всеволодовича; но замечу, что причиной многих слухов было отчасти несколько кратких, но злобных слов, неясно и отрывисто произнесенных в клубе недавно возвратившимся из Петербурга отставным капитаном гвардии Артемием Павловичем Гагановым, весьма крупным помещиком нашей губернии и уезда, столичным светским человеком и
сыном покойного Павла Павловича Гаганова, того самого почтенного старшины, с которым Николай Всеволодович имел, четыре с лишком года тому назад, то необычайное по своей грубости и внезапности столкновение, о котором я уже упоминал прежде, в начале моего рассказа.
— Вы атеист, потому что вы барич, последний барич. Вы потеряли различие зла и добра, потому что перестали свой народ узнавать. Идет новое поколение, прямо из сердца народного, и не узнаете его вовсе ни вы, ни Верховенские,
сын и отец, ни я, потому что я тоже барич, я,
сын вашего крепостного лакея Пашки… Слушайте, добудьте бога трудом; вся суть в этом, или
исчезнете, как подлая плесень; трудом добудьте.
— Поэтому au revoir! — произнес Егор Егорыч, обращаясь к матери и к
сыну, и с обычной для него быстротой
исчез.
Ему шёл седьмой год, когда мать его вдруг
исчезла из дома: она не умерла, а просто однажды ночью тайно ушла куда-то, оставив в памяти мальчика неясный очерк своей тонкой фигуры, пугливый блеск тёмных глаз, торопливые движения маленьких смуглых рук, — они всегда боязливо прятались. Ни одного слова её не осталось в памяти
сына.
Так
исчез в жизни Владимира этот светлый и добрый образ воспитателя. «Где-то наш monsieur Joseph?» [господин Жозеф (фр.).] — часто говаривали мать или
сын, и они оба задумывались, и в воображении у них носилась кроткая, спокойная и несколько монашеская фигура, в своем длинном дорожном сюртуке, пропадающая за гордыми и независимыми норвежскими горами.
Около того же времени
исчез сын богатого вологодского помещика, Левашов, большой друг Саши, часто бывавший у нас. Про него потом говорили, что он ушел в народ, даже кто-то видел его на Волге в армяке и в лаптях, ехавшего вниз на пароходе среди рабочих. Мне Левашов очень памятен — от него первого я услыхал новое о Стеньке Разине, о котором до той поры я знал, что он был разбойник и его за это проклинают анафемой в церквах Великим постом. В гимназии о нем учили тоже не больше этого.
Чувство радости, пробужденное в сердце старушки весточкою любимого
сына, мгновенно
исчезло.
Тогда поповский
сын сказал себе: довольно! — и в одно прекрасное утро
исчез.
Я сажусь «в тую ж фигуру», то есть прилаживаюсь к правому веслу так же, как Евстигней у левого. Команда нашего судна, таким образом, готова. Иванко, на лице которого совершенно
исчезло выражение несколько гнусавой беспечности, смотрит на отца заискрившимися, внимательными глазами. Тюлин сует шест в воду и ободряет
сына: «Держи, Иванко, не зевай, мотри». На мое предложение — заменить мальчика у руля — он совершенно не обращает внимания. Очевидно, они полагаются друг на друга.
Старший
сын, любимый, пропал,
исчез. Из любви к нему пришлось сделать такое, о чём не хочется вспоминать.
Теперь лишь жить он начинает!
Исчез бича всегдашний страх!
Как немощию удрученный,
Весны дыханьем облегченный,
Усмешку кажет на устах,
Усмешкою так растворилось
Угрюмо ратая чело,
Так радостию оживилось
В нем сердце. —
Миновалось зло,
Которо тяжкою судьбою
Веками видел над главою:
Свободный хлебопашец он,
Свободен в ремесле полезном,
И
сын в отечестве любезном:
Его под кров приял закон.
— Проклят ты! Проклят, проклят! — ответил Василий на крик
сына. Тот махнул рукой, снова пошел и… снова
исчез за бугром песка.
Через сутки, действительно, Шишкин
исчез из города. На прощанье он вручил матери еще десять рублей и уверил ее, что едет на вакацию к одному помещику приготовлять к гимназии его
сына.
Горечь семейного раздора с летами
исчезла совершенно. Короткое, свободное от многосложных занятий время граф проводил в своем любимом Грузине, около своего верного друга Настасьи Федоровны, ставшей полновластной хозяйкой и в имении, и в сердце своего знаменитого повелителя, и если бы не огорчения со стороны его названного
сына Михаила Андреевича Шуйского, графа можно было бы назвать счастливым.
Василий Иванович и Авдотья Федосьевна полагали и надеялись, что когда их
сын подрастет, то страсть его к военной службе
исчезнет, но с летами наклонность эта проявлялась все явственнее.
Исчез бесследно
сын барахольщика Семена Порфирьевича Толстых Семен Семенович,
исчез со дня смерти его дяди, Петра Иннокентьевича.
Адское сомнение вдруг
исчезло из души Степана Сидоровича, когда он ощутил в своих руках мягкую и шелковистую головку
сына.
Вся веселость Пьера
исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что́ она сказала, что она не помнит, что́ она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает — горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с
сыном.
Семья его состояла из раздражительной, часто ссорившейся с ним из-за всяких пустяков, вульгарной жены,
сына не совсем удачного, мота и кутилы, но вполне «порядочного», как понимал отец, человека, и двух дочерей, из которых одна, старшая, хорошо вышла замуж и жила в Петербурге, и меньшая любимая дочь Лиза, та самая, которая почти год тому назад
исчезла из дома и только теперь нашлась с ребенком в дальнем губернском городе.
Помедли улетать, прекрасный
сын небес;
Младая Жизнь в слезах простёрта пред тобою…
Но где я?.. Всё вокруг молчит… призра́к
исчез,
И небеса покрыты мглою.