Неточные совпадения
Мертвея, Лонгрен
наклонился и увидел восьмимесячное
существо, сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду, затем сел, потупился и стал крутить ус. Ус был мокрый, как от дождя.
«Ну, у этого прелестного
существа, кроме бодрого духа, и ножки крепкие», — подумал он и в этом еще более убедился, когда Сусанна Николаевна на церковном погосте, с его виднеющимися повсюду черными деревянными крестами, посреди коих высились два белые мраморные мавзолея, стоявшие над могилами отца и матери Егора Егорыча, вдруг повернула и прямо по сумету подошла к этим мавзолеям и, перекрестившись,
наклонилась перед ними до земли, а потом быстро пошла к церкви, так что Сверстов едва успел ее опередить, чтобы отпереть церковную дверь, ключ от которой ему еще поутру принес отец Василий.
Её слова долетали до него откуда-то издалека, неясные, ничего не запрещавшие ему. И он
наклонялся к воде, простирая вперед руки, едва держась на ногах, дрожавших от усилия сдержать его неестественно изогнутое тело, горевшее в пытке страсти. Весь, каждым фибром своего
существа, он стремился к ней, и вот он упал на колени, почти коснувшись ими воды.
Затем он обратился ко мне со словами: «Ни канка тэ иоу цзы» (т. е. посмотри, вот ночная птица). Я
наклонился к пню и в разрезе древесины увидел такое расположение слоев ее, что при некоторой фантазии, действительно, можно было усмотреть рисунок, напоминающий филина или сову. Рядом с ним был другой, тоже изображавший птицу поменьше, потом похожий на жука и даже на лягушку. По словам китайца, все это были живые
существа, поглощенные деревом для того, чтобы больше в живом виде никогда не появляться на земле.
Не помню, как я очутилась у комнаты доктора и Вити, как стучала в их дверь, умоляя Владимира Васильевича встать и прийти взглянуть поскорее на маленького принца, как он, наскоро одевшись, прошел к нам и
наклонился над моим ребенком… Ничего не помню, кроме того страшного, жуткого слова, которое потрясло все мое
существо, едва не лишив меня рассудка в первую минуту ужаса.
И «сестрицы»
наклоняются над тяжелоранеными, говорят им слова утешения, и эти слова чудодейственным бальзамом разливаются по всему
существу страдальца — это видно по светлеющим их глазам, по слабой улыбке, освещающей их грубые загорелые лица.