Неточные совпадения
— Главная задача философии всех
веков состоит именно
в том, чтобы найти ту необходимую связь, которая
существует между личным интересом и общим.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только
в тяжелый XV
век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах,
в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо
в очи, разучившись знать,
существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
В одном месте было зарыто две бочки лучшего Аликанте [Аликанте — вино, названное по местности
в Испании.], какое
существовало во время Кромвеля [Кромвель, Оливер (1599–1658) — вождь Английской буржуазной революции XVII
века.], и погребщик, указывая Грэю на пустой угол, не упускал случая повторить историю знаменитой могилы,
в которой лежал мертвец, более живой, чем стая фокстерьеров.
Непосредственных основ быта недостаточно.
В Индии до сих пор и спокон
века существует сельская община, очень сходная с нашей и основанная на разделе полей; однако индийцы с ней недалеко ушли.
Разрыв этот
существовал и прежде, но
в наш
век он пришел к сознанию,
в наш
век больше и больше обличается невозможность посредства каких-нибудь верований.
Духовное движение, которое
существовало и
в России и
в Европе
в конце XIX и начале XX
века, оттеснено.
Как! когда заводы на Урале
в течение двух
веков пользовались неизменным покровительством государства, которое поддерживало их постоянными субсидиями, гарантиями и высокими тарифами; когда заводчикам задаром были отданы миллионы десятин на Урале с лесами, водами и всякими минеральными сокровищами, только насаждай отечественную горную промышленность; когда на Урале во имя тех же интересов горных заводов не могли
существовать никакие огнедействующие заведения, и уральское железо должно совершать прогулку во внутреннюю Россию, чтобы оттуда вернуться опять на Урал
в виде павловских железных и стальных изделий, и хромистый железняк, чтобы превратиться
в краску, отправлялся
в Англию, — когда все это творилось, конечно, притязания какого-то паршивого земства, которое ни с того ни с сего принялось обкладывать заводы налогами, эти притязания просто были смешны.
Таблица умножения и до R-13
существовала века, но только R-13 сумел
в девственной чаще цифр найти новое Эльдорадо.
Поскрипев, передает родительницу с новым чадом пятому — тот скрипит
в свою очередь пером, и рождается еще плод, пятый охорашивает его и сдает дальше, и так бумага идет, идет — никогда не пропадает: умрут ее производители, а она все
существует целые
веки.
Платя дань
веку, вы видели
в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление
существует поныне
в русской жизни, таит свои корни
в глубоких и темных недрах минувшего.
Действительно, везде
в народе нашем, при какой бы то ни было обстановке, при каких бы то ни было условиях, всегда есть и будут
существовать некоторые странные личности, смирные и нередко очень неленивые, но которым уж так судьбой предназначено на
веки вечные оставаться нищими.
В качестве общепольского учреждения
существовал с XV
века.
— Для всех времен и для всех
веков! — восклицал Долгов. — Вот это-то и скверно
в нынешних художниках: они нарисуют три — четыре удачные картинки, и для них уж никаких преданий, никакой истории живописи не
существует!
В тот
век почты были очень дурны, или лучше сказать не
существовали совсем; родные посылали ходока к детям, посвященным царской службе… но часто они не возвращались пользуясь свободой; — таким образом однажды мать сосватала невесту для сына, давно убитого на войне.
О художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селедки; что
существует только
в воображении рассматривателей мысль, будто бы видно
в них присутствие какой-то святости; что сам Рафаэль даже писал не всё хорошо и за многими произведениями его удержалась только по преданию слава; что Микель-Анжел хвастун, потому что хотел только похвастать знанием анатомии, что грациозности
в нем нет никакой и что настоящий блеск, силу кисти и колорит нужно искать только теперь,
в нынешнем
веке.
Власть, сведенная целиком к роли утилитарного средства, не
просуществовала бы и одного дня, сделавшись игралищем борющихся интересов, и новейший кризис власти
в век революции связан именно с непомерным, хотя все-таки не окончательным, преобладанием интересов и вообще всяческого утилитаризма
в жизни власти.
Да тогда и не
существовало еще таких полистных плат, как
в конце XIX
века или теперь для любимцев публики
в разных сборниках и альманахах.
Нужно было знать, что
в пятом
веке жил фракийский царь такой-то, о котором ничего не было известно, кроме того, что он
существовал.
Нигде на Западе не
существовала в такой своеобразной форме проблема «интеллигенция и народ», которой посвящено все русское мышление второй половины XIX
века, ибо на Западе
в сущности не было ни «интеллигенции», ни «народа»
в русском смысле слова.
Знали только, что он пришел и поселился
в сторожке вместе с Пахомычем, как звали старого сторожа, еще
в то время, когда Таврического дворца не
существовало, а на его месте стоял построенный Потемкиным небольшой домик, то есть около четверти
века тому назад, и был таким же полутора-аршинным горбуном, каким застает его наш рассказ.
В наш
век фальсификации, во всем и везде, любовь не
существует, есть только ее суррогат — покупное лобзанье — имитация чувства, имитация страсти.
Целых же общин, много тысяч человек, признающих несовместимость учения Христа и существующего порядка, было
в прошлом
веке и продолжает
существовать и теперь, очень много: и молокане, и иеговисты, и хлысты, и скопцы, и староверы и многие другие, большею частью скрывающие свое непризнание государственной власти, но считающие ее произведением начала зла — диавола.
Но
существовал ли подлинный космос
в новой истории? XIX
век гордился своим правосознанием, своими конституциями, единством своего научного метода и научной культуры.
О чешских освободительных стремлениях он говорит: «Богемия впредь может
существовать лишь
в качестве составной части Германии, хотя бы часть ее населения продолжала
в течение еще нескольких
веков говорить не на немецком языке» (стр. 82).
Если еще
существует та форма, которую мы называем церковью, то только потому, что люди боятся разбить сосуд,
в котором было когда-то драгоценное содержимое; только этим можно объяснить существование
в наш
век католичества, православия и разных протестантских церквей.