Ильза, вошедши в комнату, подняла
сухощавую руку над головой Аделаиды, наклонившейся в глубоком смирении, и, не зная, какое приличное варварское имя дать волшебнице, нашлась, однако ж, следующим образом...
С последним словом Ильза важно простерла длинную,
сухощавую руку над головою правнучки седьмого лифляндского гермейстера, махнула Ганне, чтобы она за нею следовала, и, обернувшись в хитон свой, спешила к месту свидания, назначенному для слепца. Сам Бир проводил Конрада из Торнео и сдал его маркитантше с рук на руки.
Неточные совпадения
Вся фигура
сухощавая, с узкими плечами, приподнятыми кверху, с искусственно выпяченною вперед грудью и с длинными, мускулистыми
руками.
— Часом только разве прежде нашего прибудут, да и того не будет, часом всего упредят! — поспешно отозвался Андрей. — Я Тимофея и снарядил, знаю, как поедут. Их езда не наша езда, Дмитрий Федорович, где им до нашего. Часом не потрафят раньше! — с жаром перебил Андрей, еще не старый ямщик, рыжеватый,
сухощавый парень в поддевке и с армяком на левой
руке.
Вообще она какого-то слабого, рыхлого,
сухощавого сложения: с первого взгляда утка как утка, а возьмешь в
руки — перья да кости.
Но, по некоторому гражданскому кокетству, он не только не молодился, но как бы и щеголял солидностию лет своих, и в костюме своем, высокий,
сухощавый, с волосами до плеч, походил как бы на патриарха или, еще вернее, на портрет поэта Кукольника, литографированный в тридцатых годах при каком-то издании, особенно когда сидел летом в саду, на лавке, под кустом расцветшей сирени, опершись обеими
руками на трость, с раскрытою книгой подле и поэтически задумавшись над закатом солнца.
Теперь, как пишу это, так и представляется мне этот майор, высокий,
сухощавый и молчаливый парень, довольно глуповатый, вечно углубленный в свое занятие и непременно с ремнем в
руке, на котором он денно и нощно направлял свою донельзя сточенную бритву и, кажется, весь уходил в это занятие, приняв его, очевидно, за назначение всей своей жизни.
По сцене важно разгуливал, нося на левой
руке бороду, волшебник Черномор. Его изображал тринадцатилетний горбатый мальчик, сын сапожника-пьяницы. На кресле сидела симпатичная молодая блондинка в шелковом сарафане с открытыми
руками и стучала от холода зубами. Около нее стояла
сухощавая, в коричневом платье, повязанная черным платком старуха, заметно под хмельком, и что-то доказывала молодой жестами.
Самойленко говорил, что у нее перемежающаяся лихорадка, и кормил ее хиной; другой же доктор, Устимович, высокий,
сухощавый, нелюдимый человек, который днем сидел дома, а по вечерам, заложив назад
руки и вытянув вдоль спины трость, тихо разгуливал по набережной и кашлял, находил, что у нее женская болезнь, и прописывал согревающие компрессы.
Она не дала ему докончить, села у своего письменного столика, но очень близко к нему, подалась к нему всем своим
сухощавым телом, вытянула
руки и оперлась ладонями в колено.
Генерал, нахмурившись, позвал вестника за собой в ближайшую комнату и сделал знак
рукою, чтобы никто за ним не следовал. Недолго продолжалась потаенная беседа. Когда он показался вновь обществу, маленькое,
сухощавое лицо его, казалось, вытянулось на целую половину; однако ж, стараясь призвать на него спокойствие, он сказал собравшимся около него и выжидавшим его слов, как решения оракула...
— Посмотрим, как меня не впустят! — кричала вытянутая,
сухощавая женщина, в шелковой кофте радужного цвета, в чепчике, смятом на один бок. — Меня! — повторила она, подперши
руки в бока. — Жену первого торговца в Лифляндии! меня, Сусанну Сальпетер!