Неточные совпадения
Левый, возвышенный, террасообразный берег реки имеет высоту около 30 м и состоит из белой глины, в
массе которой можно усмотреть блестки колчедана. Где-то в горах удэгейцы добывают довольно крупные куски обсидиана. Растительность в низовьях Кусуна довольно невзрачная и однообразная. Около реки, на островах и по
сухим протокам, — густые заросли тальников, имеющих вид высоких пирамидальных тополей, с ветвями, поднимающимися кверху чуть ли не от самого корня. Среди них попадается осина, немало ольхи.
Окошки чистые, не малые, в которых стоит жидкая тина или вода, бросаются в глаза всякому, и никто не попадет в них; но есть прососы или окошки скрытные, так сказать потаенные, небольшие, наполненные зеленоватою, какою-то кисельною
массою, засоренные сверху старою,
сухою травою и прикрытые новыми, молодыми всходами и побегами мелких, некорнистых трав; такие окошки очень опасны; нередко охотники попадают в них по неосторожности и горячности, побежав к пересевшей или подстреленной птице, что делается обыкновенно уже не глядя себе под ноги и не спуская глаз с того места, где села или упала птица.
— Как там один мастер возьмет кусок
массы, бросит ее в машину, повернет раз, два, три, — смотришь, выйдет конус, овал или полукруг; потом передает другому, тот
сушит на огне, третий золотит, четвертый расписывает, и выйдет чашка, или ваза, или блюдечко.
Из Нижнего я выехал в первой половине июня на старом самолетском пароходе «Гоголь», где самое лучшее было — это жизнерадостный капитан парохода, старый волгарь Кутузов, знавший каждый кусок Волги и под водой и на
суше как свою ладонь. Пассажиров во всех трех классах было
масса. Многие из них ехали с выставки, но все, и бывшие, и не бывшие на выставке, ругались и критиковали. Лейтмотив был у всех...
Раз в неделю его сестра —
сухая, стройная и гордая — отправлялась за город в маленькой коляске, сама правя белой лошадью, и, медленно проезжая мимо работ, холодно смотрела, как красное мясо кирпичей связывается сухожилиями железных балок, а желтое дерево ложится в тяжелую
массу нервными нитями.
Восемнадцать носов сонно и уныло качаются над столом, лица людей мало отличны одно от другого, на всех лежит одинаковое выражение сердитой усталости. Тяжко бухает железный рычаг мялки, — мой сменщик мнет тесто. Это очень тяжелая работа — вымесить семипудовую
массу так, чтоб она стала крутой и упругой, подобно резине, и чтоб в ней не было ни одного катышка
сухой, непромешанной муки. А сделать это нужно быстро, самое большое — в полчаса.
Покамест сотский их отыскивал, мы пошли в сад. Сад огромный, версты на полторы тянется он по венцу горы, а по утесам спускается до самой Волги. Прямые аллеи, обсаженные вековыми липами, не пропускающими света божьего, походили на какие-то подземные переходы. Местами, где стволы деревьев и молодых побегов срослись в сплошную почти
массу, чуть не ощупью надо было пробираться по сырым грудам обвалившейся
суши и листьев, которых лет восемьдесят не убирали в запущенном саду.
На телинском вокзале была
масса народу. Пили водку и чай, ужинали. Рядом со мною сидел
сухой интендантский чиновник с погонами статского советника. Он рассказывал своему соседу, обозному подполковнику, как они нигде не могут найти перевозочных средств, как жгут склады. Интимно наклонившись к собеседнику, он громким полушепотом прибавлял...
Идти было недалеко, а времени уходило много: часто за ночь наносило сугробы снега, ноги утопали и расползались в
сухой искристой
массе, и каждый шаг стоил десяти.
А ночь становилась все темней и темней: мелкие тучи бродили, как овцы, и, сдвигаяся плотною
массой, все тесней и тесней укутывали небо. Дождя не пало до сих пор ни капли, но вдали за горою, за черною
массой пустого деевского дома, скользила
сухая зарница и порой где-то далеко гудели раскаты сердитого грома.