Неточные совпадения
Анна, забывшая за работой укладки внутреннюю тревогу, укладывала,
стоя пред столом в своем кабинете, свой дорожный мешок, когда Аннушка обратила ее внимание на
стук подъезжающего экипажа.
Давно уж не слышно было ни звона колокольчика, ни
стука колес по кремнистой дороге, — а бедный старик еще
стоял на том же месте в глубокой задумчивости.
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит.
Всё было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые;
Да дрожек отдаленный
стукС Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая…
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный
стуком в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил с постели и несколько секунд
стоял, закрыв глаза, ослепленный удивительно ярким блеском утреннего солнца. Влажные листья деревьев за открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий запах сырой земли и цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала кожу. Клим Самгин, вздрагивая, подумал...
Клим Иванович плохо спал ночь, поезд из Петрограда шел медленно, с препятствиями, долго
стоял на станциях, почти на каждой толпились солдаты, бабы, мохнатые старики, отвратительно визжали гармошки, завывали песни, — звучал дробный
стук пляски, и в окна купе заглядывали бородатые рожи запасных солдат.
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери в комнату брата
стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на
стук в дверь, хотя в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Он
стоял и смотрел на нее и невольно слушал вместе и
стук своего сердца и странные звуки, которые доносились с реки. Там, на реке, в тумане, шла какая-то неустанная, медленная работа, и то сопело что-то, то трещало, то обсыпалось, то звенели, как стекло, тонкие льдины.
— Черт тебя дери! — опять обругался Иван. —
Стой: ты про знаки, про
стуки эти, следователю и прокурору объявил?
Было ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она
стояла у самой двери. Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь страхи. В то же время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться у дверей, а потому, лежа у самого порога на полу, чутко ждала моего возвращения и приподнялась на мой первый
стук.
Они сидели, наклонясь друг к другу головами, оба плотные, твердые, и, сдерживая голоса, разговаривали, а мать, сложив руки на груди,
стояла у стола, разглядывая их. Все эти тайные
стуки, условные вопросы и ответы заставляли ее внутренне улыбаться, она думала: «Дети еще…»
Мать проснулась, разбуженная громким
стуком в дверь кухни. Стучали непрерывно, с терпеливым упорством. Было еще темно, тихо, и в тишине упрямая дробь
стука вызывала тревогу. Наскоро одевшись, мать быстро вышла в кухню и,
стоя перед дверью, спросила...
Они
стояли друг против друга и, осыпая один другого вопросами, смеялись. Сашенька, улыбаясь, посмотрела на них и стала заваривать чай.
Стук посуды возвратил мать к настоящему.
От этого, понятно, зáмок казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц, мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического ужаса, — так страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали вниз, будя гулкое эхо, и мы бежали без оглядки, а за нами долго еще
стояли стук, и топот, и гоготанье.
Окно в Шурочкиной спальне было открыто; оно выходило во двор и было не освещено. Со смелостью, которой он сам от себя не ожидал, Ромашов проскользнул в скрипучую калитку, подошел к стене и бросил цветы в окно. Ничто не шелохнулось в комнате. Минуты три Ромашов
стоял и ждал, и биение его сердца наполняло
стуком всю улицу. Потом, съежившись, краснея от стыда, он на цыпочках вышел на улицу.
И вот я допил стакан до дна и
стук им об поднос, а она
стоит да дожидается, за что ласкать будет. Я поскорее спустил на тот конец руку в карман, а в кармане все попадаются четвертаки, да двугривенные, да прочая расхожая мелочь. Мало, думаю; недостойно этим одарить такую язвинку, и перед другими стыдно будет! А господа, слышу, не больно тихо цыгану говорят...
Громады дворцов, церквей
стоят легки и чудесны, как стройный сон молодого бога; есть что-то сказочное, что-то пленительно странное в зелено-сером блеске и шелковистых отливах немой волны каналов, в бесшумном беге гондол, в отсутствии грубых городских звуков, грубого
стука, треска и гама.
Рассуждения, несомненно, прекрасные; но то утро, которое я сейчас буду описывать, являлось ярким опровержением Пепкиной философии. Начать с того, что в собственном смысле утра уже не было, потому что солнце уже
стояло над головой — значит, был летний полдень. Я проснулся от легкого
стука в окно и сейчас же заснул.
Стук повторился. Я с трудом поднял тяжелую вчерашним похмельем голову и увидал заглядывавшее в стекло женское лицо. Первая мысль была та, что это явилась Любочка.
Гомон
стоял невообразимый. Неясные фигуры, брань, лихие песни, звуки гармоники и кларнета, бурленье пьяных,
стук стеклянной посуды, крики о помощи… Все это смешивалось в общий хаос, каждый звук раздавался сам по себе, и ни на одном из них нельзя было остановить своего внимания…
Несмотря на то что толпа была довольно компактная, говор
стоял до такой степени умеренный, что мы, войдя в сад, после шума и
стука съезда, были как бы охвачены молчанием.
Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой
стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузовиков, матросов и таможенных солдат — все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь,
стоят низко в небе над гаванью, — к ним вздымаются с земли всё новые и новые волны звуков — то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают всё кругом, то резкие, гремящие, — рвут пыльный знойный воздух.
Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека
стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы
стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других.
Послушай: я твои лечила раны,
Моя рука была в крови твоей,
Я над тобой сидела ночи, я старалась
Всем, чем могла, смягчить ту злую боль;
Старалась, как раба, чтоб даже
Малейший
стук тебя не потревожил…
Послушай, я за все мои старанья
Прошу одной, одной награды…
Она тебе не
стоит ничего;
Исполни ж эту малую награду!
Останься здесь еще неделю…
Старик Михеич тихо запер дверь Яшкиной камеры,
постоял перед нею, задумчиво покачал головой и затем уселся на своем излюбленном месте. Старая тюремная крыса бодро прошла по коридору, бросая довольные взгляды на опустевшую каморку, из которой не слышалось более громового Яшкина
стука. Старик бормотал что-то и скверно улыбался.
Раз, два, три… около шести
стук усиливался; семь, восемь, девять… —
стоял сплошной гул, затем на одиннадцати, редко на двенадцати, звук резко обрывался.
Дремота замкнула мои глаза, и я забылся. Когда какой-то
стук разбудил меня, дядя
стоял перед Татьяной Ивановной и глядел на нее с умилением. Щеки у него разгорелись.
—
Стойте,
стойте, бога ради! Помогите, помогите, братцы! — кричу я; но топот дюжих коней,
стук шашек и шумный казачий говор громче моего хрипенья, — и меня не слышат!
Кто-то осторожно постучался в мое окно. Домишко, в котором я жил,
стоял по дороге одним из крайних, и
стук в окно приходилось мне слышать нередко, в особенности в дурную погоду, когда проезжие искали ночлега. На сей раз стучались ко мне не проезжие. Пройдя к окну и дождавшись, когда блеснет молния, я увидел темный силуэт какого-то высокого и тонкого человека. Он
стоял перед окном и, казалось, ежился от холода. Я отворил окно.
На дворе было темно. Видны были одни только силуэты деревьев да темные крыши сараев. Восток чуть-чуть побледнел, но и эту бледность собирались заволокнуть тучи. В воздухе, уснувшем и окутанном во мглу,
стояла тишина. Молчал даже дачный сторож, получающий деньги за нарушение
стуком ночной тишины, молчал и коростель — единственный дикий пернатый, не чуждающийся соседства со столичными дачниками.
Он
стоял и ждал. Прошло несколько томительных часов, и он со всех сторон успел обдумать свое положение. Раздался легкий
стук двери… Она вышла… Это точно была она, он в том убедился и дал ей проскользнуть в хоромы. В его голове созрел план, и он, почти успокоенный, осторожно перелез назад через забор.
Она
стояла за панихидами и при отпевании и даже при ощущении в могилу, самом страшном моменте похорон, когда
стук первого кома земли о крышку гроба отзывается в сердце тем красноречием отчуждения мертвых от живых, тем страшным звуком вечной разлуки с покойным близких людей, которые способны вызвать не только в последних, но и в окружающих искренние слезы.
Стояла чудная теплая ночь. В городе царствовала какая-то торжественная тишина, изредка прерываемая отдаленным
стуком экипажа. На улицах было пусто — все были в церквах. Но чу… раздался звон колокола, сперва в одном месте, затем, как эхо, в нескольких других и, наконец, в воздухе повис, как бы шедший сверху, какой-то радостный, до сердца проникающий гул — это звонили к обедне… Сергей Прохорович, с удовольствием вдыхавший в себя мягкую свежесть теплой ночи, перекрестился…
Должно быть, она с глухотой, потому что я минуты две
стояла; а она не оборачивалась, хотя должна была слышать
стук двери.
Во все это время в темнице
стоял страшный шум и никто не слышал
стуков подкопа и криков Раввулы и Тивуртия и заслонившего лаз к ним телом своим Анастаса. Всякому тут было теперь самому до себя.