Неточные совпадения
—
Стрела бежит,
огнем палит, смрадом-дымом душит. Увидите меч огненный, услышите голос архангельский… горю!
Разыгравшаяся сестрица Марья даже расцеловала размякшего старичка, а потом взвизгнула по-девичьи и
стрелой унеслась в сени. Кишкин несколько минут сидел неподвижно, точно в каком тумане, и только моргал своими красными веками. Ну и девка:
огонь бенгальский… А Марья уж опять тут — выглядывает из-за косяка и так задорно смеется.
— Батюшка, князь Афанасий Иванович, как тебе сказать? Всякие есть травы. Есть колюка-трава, сбирается в Петров пост. Обкуришь ею
стрелу, промаху не дашь. Есть тирлич-трава, на Лысой горе, под Киевом, растет. Кто ее носит на себе, на того ввек царского гнева не будет. Есть еще плакун-трава, вырежешь из корня крест да повесишь на шею, все тебя будут как
огня бояться!
— Ладно, так!.. Ну, Ванюшка, беги теперь в избу, неси
огонь! — крикнул Глеб, укрепив на носу большой лодки козу — род грубой железной жаровни, и положив в козу несколько кусков смолы. — Невод свое дело сделал: сослужил службу! — продолжал он, осматривая конец остроги — железной заостренной
стрелы, которой накалывают рыбу, подплывающую на
огонь. — Надо теперь с лучом поездить… Что-то он пошлет? Сдается по всему, плошать не с чего: ночь тиха — лучше и требовать нельзя!
Колдун-влюбленный предает себя в руки темных демонов, играет с
огнем: у семидесяти семи братьев, сидящих на столбе, он просит «
стрелу, которая всех пыльчее и летчее, чтобы стрелить девицу в левую титьку, легкие и печень».
Тот же вечер. Конец улицы на краю города. Последние дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с сигнальными
огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как
стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег.
Ты ударь, Гром Гремучий,
огнем полымем,
Расшиби ты, громова
стрела,
Еще матушку — Мать-Сыру Землю…
Не стучит, не гремит, ни копытом говорит, безмолвно, беззвучно по синему небу
стрелой калено́й несется олень златорогий… [Златорогий олень, как олицетворение солнца, нередко встречается в старинных песнях, сказках и преданиях русского Севера.] Без
огня он горит, без крыльев летит, на какую тварь ни взглянет, тварь возрадуется… Тот олень златорогий — око и образ светлого бога Ярилы — красное солнце…
И до известной степени все мирское «прогоркло» или безвкушено для того, чье сердце пронзено
стрелою христианства и ноет его сладкою болью, кто обожжен его
огнем.
Как
стрела, выпрямилась станом мать Филагрия. Сдвинулись соболиные брови, искрометным
огнем сверкнули гневные очи. Как есть мать Манефа.
Народ налегал; вожжи ходили как струны и бревно летало
стрелой; но спорливый мужик у кочки и здесь ворчал под руку, что все это ничего не значит, хоть и добыли
огонь: не поможет дегтярный крест, когда животворящий не помог.
Злись, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
Вы, хляби вод, стремитесь ураганом,
Залейте башни, флюгера на башнях!
Вы, серные и быстрые
огни,
Предвестники громовых тяжких
стрел,
Дубов крушители, летите прямо
На голову мою седую! Гром небесный,
Всё потрясающий, разбей природу всю,
Расплюсни разом толстый шар земли
И разбросай по ветру семена,
Родящие людей неблагодарных!
И царь сред трона
В порфире, в славе предстоит,
Клейноды вкруг, в них власть и сила
Вдали Европы блещет строй,
Стрел тучи Азия пустила,
Идут американцы в бой.
Темнят крылами понт грифоны,
Льют
огонь медных жерл драконы,
Полканы вихрем пыль крутят;
Безмерные поля, долины
Обсели вдруг стада орлины
И все на царский смотрят взгляд.
Отъедайся, отпивайся душа, ходи стена на стену, али заломи набок шапку отороченную, крути ус богатырский да заглядывайся на красоточек в окошечки косящатые; затронул ли опять кто, отвечай
огнем, да копьем, да
стрелами калеными, прослышат ли про караван ливонский, али чей-либо ненашенский — удальцы новгородские разом оскачат его, подстерегут и накинутся с быстротой соколиной раскупоривать копьями добро, зашитое в кожи, а меж тем — косят часто головы провожатых, как маковинки.
Послышался стон, словно от лопнувшей струны или от тетивы после спущенной
стрелы;
огонь в избушке, вспыхнув, погас.
Послышался стон, как бы от лопнувшей струны или от завывания тетивы после спущенной
стрелы;
огонь в избушке, вспыхнув, погас.
Сказывают, и Онтон-лекарь очертил его кругом, что ему лиха ни от
огня, ни от
стрелы вражьей».
Напрасно первые пускали по его адресу
стрелы своих прекрасных глаз и строили коварные, но, вместе с тем, и многообещающие улыбки, напрасно довольно прозрачно намекали на выдающиеся достоинства своих дочерей, как будущих хозяек и матерей, и яркими красками рисовали прелести семейной жизни, теплоту атмосферы у домашнего очага,
огонь в котором поддерживается нежной рукой любимой женщины.
Отъедайся, отливайся душа, ходи стена на стену, али заломи на бок шапку отороченную, крути ус богатырский, да заглядывайся на красоточек в окошечки косящатые; затронул ли опять кто, отвечай
огнем, да копьем, да
стрелами калеными; прослышал ли про караван ливонский, али чей-либо ненашенский — удальцы новгородские разом оскачат его, подстерегут и накинутся с быстротой соколиною раскупоривать копьями добро, зашитое в кожи, а меж тем косят часто головы провожатых, как маковинки.