Неточные совпадения
Может быть, тем бы и кончилось это
странное происшествие, что голова, пролежав некоторое время на дороге, была бы со временем раздавлена экипажами проезжающих и наконец вывезена на поле в виде удобрения, если бы дело не усложнилось вмешательством элемента до такой степени фантастического, что сами глуповцы — и те стали в тупик. Но не будем упреждать
событий и посмотрим, что делается в Глупове.
В половине десятого особенно радостная и приятная вечерняя семейная беседа за чайным столом у Облонских была нарушена самым, повидимому, простым
событием, но это простое
событие почему-то всем показалось
странным. Разговорившись об общих петербургских знакомых, Анна быстро встала.
Райский, воротясь с прогулки, пришел к завтраку тоже с каким-то
странным, решительным лицом, как будто у человека впереди было сражение или другое важное, роковое
событие и он приготовлялся к нему. Что-то обработалось, выяснилось или определилось в нем. Вчерашней тучи не было. Он так же покойно глядел на Веру, как на прочих, не избегал взглядов и Татьяны Марковны и этим поставил ее опять в недоумение.
— Да, случилось, — сказал он, желая быть правдивым, — и
странное, необыкновенное и важное
событие.
Я сначала жил в Вятке не один.
Странное и комическое лицо, которое время от времени является на всех перепутьях моей жизни, при всех важных
событиях ее, — лицо, которое тонет для того, чтоб меня познакомить с Огаревым, и машет фуляром с русской земли, когда я переезжаю таурогенскую границу, словом К. И. Зонненберг жил со мною в Вятке; я забыл об этом, рассказывая мою ссылку.
И, правда, повсюду в жизни, где люди связаны общими интересами, кровью, происхождением или выгодами профессии в тесные, обособленные группы, — там непременно наблюдается этот таинственный закон внезапного накопления, нагромождения
событий, их эпидемичность, их
странная преемственность и связность, их непонятная длительность.
— Знаю, знаю, что ты скажешь, — перебил Алеша: — «Если мог быть у Кати, то у тебя должно быть вдвое причин быть здесь». Совершенно с тобой согласен и даже прибавлю от себя: не вдвое причин, а в миллион больше причин! Но, во-первых, бывают же
странные, неожиданные
события в жизни, которые все перемешивают и ставят вверх дном. Ну, вот и со мной случились такие
события. Говорю же я, что в эти дни я совершенно изменился, весь до конца ногтей; стало быть, были же важные обстоятельства!
Я знаю: мой долг перед вами, неведомые друзья, рассказать подробнее об этом
странном и неожиданном мире, открывшемся мне вчера. Но пока я не в состоянии вернуться к этому. Все новое и новое, какой-то ливень
событий, и меня не хватает, чтобы собрать все: я подставляю полы, пригоршни — и все-таки целые ведра проливаются мимо, а на эти страницы попадают только капли…
[Должен сознаться, что точное решение этой улыбки я нашел только через много дней, доверху набитых
событиями самыми
странными и неожиданными.]
Были и другие разговоры, но не общие, а частные, редкие и почти закрытые, чрезвычайно
странные и о существовании которых я упоминаю лишь для предупреждения читателей, единственно ввиду дальнейших
событий моего рассказа.
В каюте Геза стоял портрет неизвестной девушки. Участники оргии собрались в полном составе. Я плыл на корабле с темной историей и подозрительным капитаном, ожидая должных случиться
событий, ради цели неясной и начинающей оборачиваться голосом чувства, так же
странного при этих обстоятельствах, как ревнивое желание разобрать, о чем шепчутся за стеной.
Но, по
странному устройству вещей, всегда ничтожные причины родили великие
события, и наоборот — великие предприятия оканчивались ничтожными следствиями.
События эти служили повсеместно темою для живых и иногда очень
странных разговоров на одну и ту же тему: как нам быть с евреями?
И те, кто был равнодушен к
событию и
странным выводам из него, и те, кто радовался предстоящей казни, и те, кто глубоко возмущался ею, — все одним огромным ожиданием, напряженным и грозным, ожидали неизбежного.
Теперь еще хочется упомянуть об одном киевском
событии, которое прекрасно и трогательно само по себе и в котором вырисовалась одна
странная личность с очень сложным характером. Я хочу сказать о священнике Евфимии Ботвиновском, которого все в Киеве знали просто под именем «попа Ефима», или даже «Юхвима».
Года за два до начала нежданного и негаданного недомогания Ксении Яковлевны Строгановой, повергшего ее дядю Семена Иоаникиевича в большое беспокойство, в «строгановском царстве» произошло тоже нежданное и негаданное
событие, которое, как впоследствии увидит читатель, имело непосредственную связь со
странной «хворью» молодой хозяйки строгановских хором, о причинах которой недоумевала старуха Антиповна.
Заранее ли предвкушал он всю сладость жестокого отмщения, придуманного им для врага своего, князя Василия Прозоровского, радовался ли гибели Якова Потапова, этого ничтожного сравнительно с ним по положению человека, но почему-то казавшегося ему опаснейшим врагом, которого он не в силах был сломить имевшеюся в руках его властию, чему лучшим доказательством служит то, что он, совместно с достойным своим помощником, Хлопом, подвел его под самоубийство, довел его до решимости казнить себя самому, хотя хвастливо, как мы видели, сказал своему наперснику об умершем: «Разве не достало бы на его шею другой петли, не нашлось бы и на его долю палача», но внутри себя таил невольно какое-то
странное, несомненное убеждение, что «другой петли» для этого человека именно не достало бы и «палача не нашлось бы», — или, быть может, Григорий Лукьянович погрузился в сластолюбивые мечты о красавице княжне Евпраксии Васильевне, которую он теперь считал в своей власти, — не будем строить догадок и предупреждать
событий.
— Курю, — сказал он, очевидно ожидая, что я буду уговаривать его и это бросить. Но я не стал. Он помолчал и по какой-то
странной связи мыслей, — связь эта, я думаю, была в том, что, видя во мне сочувствие к своей жизни, он хотел сообщить мне то важное
событие, которое ожидало его осенью, — он сказал...
Всё это
странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории, происходит только оттого, что историки, писавшие об этом
событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю
событий.
Когда ему предлагали служить, или когда обсуждали какие-нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого-то исхода
события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткою соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими
странными замечаниями.