Неточные совпадения
— Да и юмор
странный, — продолжал я, — гимназический условный язык между товарищами… Ну кто может в такую минуту и в такой
записке к несчастной матери, — а мать она ведь, оказывается, любила же, — написать: «прекратила мой жизненный дебют»!
День 23 апреля был для Ромашова очень хлопотливым и очень
странным днем. Часов в десять утра, когда подпоручик лежал еще в постели, пришел Степан, денщик Николаевых, с
запиской от Александры Петровны.
Теперь скажу несколько слов об одном самом
странном, самом любопытном и самом жалком человеке из всех, которых когда-либо мне случалось встречать. Потому говорю о нем теперь, именно в этом месте моих
записок, что до самой этой эпохи я почти не обращала на него никакого внимания, — так все, касавшееся Покровского, стало для меня вдруг занимательно!
Целую ночь я однако ж продумал, лежа в постели: что это за люди и что за
странный позыв у них к самой беспричинной и самой беззаветной откровенности? Думал, решал и ничего не решил; а наутро только что сел было за свою
записку, как вдруг является совсем незнакомый господин, среднего роста, белый, белобрысый, с толстыми, бледными, одутловатыми щеками, большими выпуклыми голубыми глазами и розовыми губками сердечком.
Он попытался спросить швейцара, не оставили ли эти дамы на его имя
записки; но швейцар отвечал отрицательно и даже изумился; видно было, что и ему этот внезапный отъезд с нанятой за неделю квартиры казался сомнительным и
странным.
В одну ночь, однако, князь вдруг получил от Елены каким-то
странным почерком написанную
записку...
Я уже говорил в моих «
Записках ружейного охотника», что в больших лесах, пересекаемых глубокими оврагами, в тишине вечерних сумерек и утреннего рассвета, в безмолвии глубокой ночи крик зверя и птицы и даже голос человека изменяются и звучат другими, какими-то
странными, неслыханными звуками; что ночью слышен не только тихий ход лисы или прыжки зайца, но даже шелест самых маленьких зверьков.
— Уехали? Экая досада, право! — солгал он таким
странным голосом, что на лице смотревшей ему в глаза Дуняши выразилось недоумение. — А мне ведь нужно было. Слушайте, Дуняша, я сейчас в кабинет к барину на одну минуту… Можно? — спросил он даже робким голосом. — Я сейчас, только
записку… дело такое…
Не прошло недели после посещения им Генриетты Шевалье в вечер ее бенефиса и более чем
странного разговора его с Иреной Станиславовной Родзевич, как сенатский швейцар подал ему раздушеную
записку на фисташкового цвета почтовой бумажке, запечатанную облаткой с изображением мальтийского креста.
Вчера вечером умерла мать, а утром вчера она дрожащей рукой написала
записку: «Приди проститься». Не пошел Лазарь прощаться с умирающей торговкой, по
странной случайности получившей право называться его матерью. Прав ли он был?
— В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем
странное поведение относительно меня. Вы сидите у меня, чуть не признаетесь мне в любви, обрываете это признанье на половине, что объясняете внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и, наконец, просите снова свиданья
запиской, очень
странной по форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.