Неточные совпадения
И чем несноснее становились
страдания тела, чем изнеможеннее страдальческий вид, способный потрясти до слез и нечувствительного человека, тем жарче пламенел огонь мечтаний безнадежных, бесплотных грез: светился в огромных очах, согревал прозрачную бледность лица и всей его юношеской фигуре давал ту нежность и мягкую воздушность, какой художники наделяют своих
мучеников и святых.
Так же, как восхитительные видения истязуемого
мученика — с его
страданиями.
— Ну, ты скажи мне, для чего я живу? — кричит он, подскакивая к приятелю и хватая его за пуговицу. — К чему этот непрерывный ряд нравственных и физических
страданий! Я понимаю быть
мучеником идеи, да! но быть
мучеником чёрт знает чего, дамских юбок да детских гробиков, нет — слуга покорный! Нет, нет, нет! Довольно с меня! Довольно!
Толкачов. Какой я отец семейства? Я
мученик! Я вьючная скотина, негр, раб, подлец, который все еще чего-то ждет и не отправляет себя на тот свет! Я тряпка, болван, идиот! Зачем я живу? Для чего? (Вскакивает.) Ну, ты скажи мне, для чего я живу? К чему этот непрерывный ряд нравственных и физических
страданий? Я понимаю быть
мучеником идеи, да! но быть
мучеником черт знает чего, дамских юбок да ламповых шаров, нет! — слуга покорный! Нет, нет, нет! Довольно с меня! Довольно!
Ведь это всё
мученики учения мира, которым стоило бы не то что следовать учению Христа, а только не следовать учению мира, и они избавились бы от
страданий и смерти.
И толпы лезут за ними и, как
мученики, ищут
страданий и гибели.
И вы увидите, как ни странно это кажется сначала, что девять десятых
страданий людей несутся ими во имя учения мира, что все эти
страдания не нужны и могли бы не быть, что большинство людей —
мученики учения мира.
Да, я говорю про свою еще исключительно счастливую в мирском смысле жизнь. А сколько
мучеников, пострадавших и теперь страдающих за учение мира
страданиями, которых я не могу даже живо представить себе.
В своей исключительно в мирском смысле счастливой жизни я наберу
страданий, понесенных мною во имя учения мира, столько, что их достало бы на хорошего
мученика во имя Христа. Все самые тяжелые минуты моей жизни, начиная от студенческого пьянства и разврата до дуэлей, войны и до того нездоровья и тех неестественных и мучительных условий жизни, в которых я живу теперь, — всё это есть мученичество во имя учения мира.
Были когда-то, говорят,
мученики Христа, но это было исключение; их насчитывают у нас 380 тысяч — вольных и невольных за 1800 лет; но сочтите
мучеников мира, — и на одного
мученика Христа придется тысяча
мучеников учения мира, которых
страдания в сто раз ужаснее. Одних убитых на воинах нынешнего столетия насчитывают тридцать миллионов человек.