Неточные совпадения
Святогорец
стоит перед иконой, изображающей этот сильный аргумент богословской полемики, и ему чудится, что «отзвук святительского заушения еще носится под сводами безмолвного
храма»…
И видит Пахомовна:
перед нею святая обитель
стоит, обитель
стоит тихая, мужьми праведными возвеличенная, посреде ее златые главы на
храмах светятся, и в тех
храмах идет служба вечная, неустанная. Поют тамо гласами архангельскиими песни херувимские, честное и великолепное имя Христово прославляючи со отцем и святым духом и ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Полутемный алтарь возвышался над всем
храмом, и в глубине его тускло блестели золотом стены святилища, скрывавшего изображения Изиды. Трое ворот — большие, средние и двое боковых маленьких — вели в святилище.
Перед средним
стоял жертвенник со священным каменным ножом из эфиопского обсидиана. Ступени вели к алтарю, и на них расположились младшие жрецы и жрицы с тимпанами, систрами, флейтами и бубнами.
Охватила, увлекает вас красота и величие её, но —
перед вами развернулась она во всей силе — вы теперь как бы на площади
стоите, и виден вам посреди её весь создаваемый
храм во всей необъятности и красоте, но он строится тихой и тайной будничной работой, и если вы теперь же, плохо зная общий план, возьмётесь за неё — исчезнут для вас очертания
храма, рассеется видение, не укреплённое в душе, и труд покажется вам ниже ваших сил.
В комнате
перед проходом построен был греческий
храм, в котором
стояло изображение из мрамора «Амур и Психея».
Антон стал рассматривать чертежи. Что он увидел, того язык не перескажет. Может быть, творение, подобное
храму святого Петра в Риме, может быть, пантеон христианский, Божественную комедию, сложенную из камня. Знакомый с высокими произведениями художества в Италии, приготовив свое воображение к чему-то необыкновенному, он увидел, что создание Аристотеля перегнало и воображение, и существенность. Долго
стоял он
перед рисунками, не быв в состоянии дать отчет в своих впечатлениях.
Образ покинутой женщины — этого дивного созданья, блиставшего молодостью, красотой и грацией, с печальной улыбкой на чудных устах, созданных для чистых поцелуев,
стоял перед ним в этой раззолоченной швейцарской грязной содержанки, и буквально какое-то чувство непреодолимой брезгливости останавливало его сделать шаг по мраморным плитам пола этого преддверия
храма современной похоти.