Неточные совпадения
Особенно из сенатских приказных, которые в этом опытные и дружные: всё за своих
стоят, а которые попадутся военные, они тем ужасно докучают, и всё это продолжительно начнут бить
перед всей
публикой с полдня, как только полицейский флаг поднимается, и бьют до самой до ночи, и все, всякий, чтобы
публику утешить, норовит громче хлопнуть.
—
Постой! — перебил Медиокритский, подняв руку кверху. — Голова моя отчаянная, в переделках я бывал!.. Погоди! Я ее оконфужу!..
Перед публикой оконфужу! — И затем что-то шепнул приятелю на ухо.
Аплодисмент снова раздался. Вице-губернатор отвернулся и стал смотреть на губернаторскую ложу. Впечатление этой сцены было таково, что конец действия
публика уже слушала в каком-то утомлении от перенесенных ощущений. Антракт
перед четвертым действием тянулся довольно долго. Годнева просила не поднимать занавеса. Заметно утомленная, сидела она на скамейке Неизвестного.
Перед ней
стоял Козленев с восторженным выражением в лице.
Солдат
стоял в двери каюты для прислуги, с большим ножом в руках, — этим ножом отрубали головы курам, кололи дрова на растопку, он был тупой и выщерблен, как пила.
Перед каютой
стояла публика, разглядывая маленького смешного человечка с мокрой головой; курносое лицо его дрожало, как студень, рот устало открылся, губы прыгали. Он мычал...
Театр был полон. И тут, как вообще во всех губернских театрах, был туман повыше люстры, шумно беспокоилась галерка; в первом ряду
перед началом представления
стояли местные франты, заложив руки назад; и тут, в губернаторской ложе, на первом месте сидела губернаторская дочь в боа, а сам губернатор скромно прятался за портьерой, и видны были только его руки; качался занавес, оркестр долго настраивался. Все время, пока
публика входила и занимала места, Гуров жадно искал глазами.
Иван Шишкин, уставши наконец шататься по дорожкам, сел в тени старого вяза на скамейку, помещавшуюся у площадки пред павильоном, куда на летний сезон переселился некий предприниматель и открывал там кафе-ресторан и кондитерскую. По краям площадки,
перед скамейками
стояли зеленые столики — признак того, что предприниматель уже открыл свою летнюю деятельность к услаждению славнобубенской гуляющей
публики. Экс-гимназист снял фуражку, обтер со лба пот, взъерошил немножко волосы и закурил папироску.
Элегантная
публика все так же живописно в свете огней
стояла на балконах и в окнах, блестя богатыми одеждами; некоторые умеренно-приличным голосом разговаривали между собой, очевидно, про певца, который с вытянутой рукой
стоял перед ними, другие внимательно, с любопытством смотрели вниз на эту маленькую черную фигурку, на одном балконе послышался звучный и веселый смех молодой девушки.
Если вы не читали в подлиннике этого апокрифа, то вы, конечно, читали прекрасное стихотворение гр. Ал. Толстого («Грешница») или
стояли в благородном самоуглублении
перед картиной Семирадского [Семирадский Генрих Ипполитович (1843–1902) — русский и польский живописец академического направления, картина которого «Христос и грешница», выставленная в Петербурге на академической выставке 1873 г., вызвала большой интерес и споры в
публике и критике.], который изобразил это священное чудо в пластических образах.
Ростов,
стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного
перед большою
публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится.