Толпа выла, ревела, грозила солдатам кулаками, некоторые швыряли в них комьями снега, солдаты, держа ружья к ноге,
стояли окаменело, плотнее, чем раньше, и все как будто выросли.
Неточные совпадения
— Это вы? — воскликнул человек в сюртуке и одним взмахом отшиб в сторону вскочившего с пола и бросившегося на меня банкомета, борода которого была в крови. Тот снова упал. Передо мной, сконфуженный и пораженный,
стоял беговой «спортсмен», который вез меня в своем шарабане. Все остальные
окаменели.
— Матушка… родимая… смертынька моя пришла… — шептала она, стараясь обнять ноги Таисьи, которая
стояла неподвижно, точно
окаменела.
Минут десять в зале была такая тишина, такое мертвое молчание, что, казалось, будто все лица этой живой картины
окаменели и так будут
стоять в этой комнате до скончания века. По полу только раздавались чокающие шаги бродившей левретки.
— Ты — убийца!.. — рыдая, вскричал Званцев. Но в это время раздался звучный плеск воды, точно она ахнула от испуга или удивления. Фома вздрогнул и замер. Потом взмыл опьяняющий, дикий вой женщин, полные ужаса возгласы мужчин, и все фигуры на плоту замерли, кто как
стоял. Фома, глядя на воду,
окаменел, — по воде к нему плыло что-то черное, окружая себя брызгами…
В семье Норков так все чего-то и ожидали: ни Ида матери, ни мать Иде не говорили друг другу ни про какие опасения; но
стоило только кому-нибудь при них невзначай произнесть слово «новость», как обе эти женщины бледнели и
окаменевали.
Гарвей словно
окаменел,
стоя во весь рост; глаза его с быстротой кошачьей лапы хватали малейшее угрожающее движение, в каждой руке висело вниз дулом по револьверу...
Там она увидала старшую дочь Марьи, Мотьку, которая
стояла неподвижно на громадном камне и глядела на церковь. Марья рожала тринадцать раз, но осталось у нее только шестеро, и все — девочки, ни одного мальчика, и старшей было восемь лет. Мотька, босая, в длинной рубахе,
стояла на припеке, солнце жгло ей прямо в темя, но она не замечала этого и точно
окаменела. Саша стала с нею рядом и сказала, глядя на церковь...
Тятин(
стоит,
окаменев. Бормочет). Дурак ты, Степан… До слёз дурак… (Сел к столу, налил чаю в стакан, захлопнул «Ниву».)
Засуетились по кельям… «С матушкой попритчилось!.. Матушка умирает», — передавали одни келейницы другим, и через несколько минут весть облетела всю обитель… Сошлись матери в игуменьину келью, пришла и Марья Гавриловна. Все в слезах, в рыданьях. Фленушка,
стоя на коленях у постели и склонив голову к руке Манефы, ровно
окаменела…
Иноземцам казалось, что они вошли в палаты волшебные, где люди
окаменели, так неподвижно
стояли дворчане, не смыкая глаз, и такая была тишина.