Неточные совпадения
— Мы, интеллигенты, аристократы духа, аристократия демоса, должны бы
стоять впереди, у
руля, единодушно, не разбиваясь
на партии, а как единая культурно-политическая сила и, прежде всего, как сила культурная. Мы — не собственники, не корыстны, не гонимся за наживой…
Мы с любопытством смотрели
на все: я искал глазами Китая, и шкипер искал кого-то с нами вместе. «Берег очень близко, не пора ли поворачивать?» — с живостью кто-то сказал из наших. Шкипер схватился за
руль, крикнул — мы быстро нагнулись, паруса перенесли
на другую сторону, но шкуна не поворачивала; ветер ударил сильно — она все
стоит: мы были
на мели. «Отдай шкоты!» — закричали офицеры нашим матросам. Отдали, и шкуна, располагавшая лечь
на бок, выпрямилась, но с мели уже не сходила.
Народу
стояло на обоих берегах множество, и все видели, и все восклицали: «ишь ты! поди ж ты!» Словом, «случилось несчастие» невесть отчего. Ребята во всю мочь веслами били, дядя Петр
на руле весь в поту, умаялся, а купец
на берегу весь бледный, как смерть,
стоял да молился, а все не помогло. Барка потонула, а хозяин только покорностью взял: перекрестился, вздохнул да молвил: «Бог дал, бог и взял — буди его святая воля».
Подошел к «Соболю». Капитан
стоит у
руля и молча вдаль смотрит.
На палубе ни души. Сказывает про себя Алексей капитану, что он новый хозяин. Не торопясь, сошел капитан с рубки, не снимая картуза, подошел к Алексею и сухо спросил...
Слегка побледневший, необыкновенно серьезный и напряженный
стоял на мостике капитан в дождевике и зюйдвестке, уцепившись руками за поручни и отрывисто командуя восьми человекам, поставленным
на руль, как править, вглядываясь возбужденным, лихорадочным взором вперед, в эти бушующие волны.
Адмиральский корвет совсем близко, а «Коршун» летит прямо
на его корму, где
стоит кучка офицеров с адмиралом во главе. Все
на «Коршуне» словно бы притаили дыхание. Вот, кажется, «Коршун» сейчас налетит
на адмирала, и будет общий позор. И капитан, спокойно ходивший по мостику, вдруг остановился и вопросительно тревожно взглянул
на старшего офицера, уже готовый крикнуть рулевым — положить
руля на борт. Но в это самое мгновение Андрей Николаевич уже скомандовал...
Лихо пролетев под нормой фрегата, где
на юте, с биноклем в руке, затянутой в перчатку,
стоял небольшого роста, худощавый адмирал в свитском сюртуке, с аксельбантом через плечо, и мимо клипера, под жадными взглядами моряков, зорко смотревшими
на нового товарища, «Коршун», положив
руль на борт, круто повернул против ветра, и среди мертвой тишины раздавался звучный, слегка вздрагивающий голос Андрея Николаевича...
Мы с Мишей сели за весла; Вера, Соня, Лида и Петька разместились в середине, Наташа — у
руля. Лодка, описав полукруг, выплыла
на середину неподвижной реки; купальня медленно отошла назад и скрылась за выступом.
На горе темнел сад, который теперь казался еще гуще, чем днем, а по ту сторону реки, над лугом, высоко в небе
стоял месяц, окруженный нежно-синею каймою.
Лодка!.. Он готов был нанять пароход. Через несколько минут все общество спустилось вниз к пристани. Добыли большой струг. Ночь
стояла, точно она была в заговоре, облитая серебром.
На Волге все будто сговорилось, зыбь теплого ветерка, игра чешуй и благоухание сенокоса, доносившееся с лугового берега реки. Он шептал ей, сидя рядом
на корме, — она правила
рулем, — любовные слова… Какие?.. Он ничего не помнит теперь… Свободная рука его жала ее руку, и
на своем лице он чуял ее дыхание.
Втащили тарантас
на баржу и поплыли назад. Человек, которого Семен назвал Василием Сергеичем, всё время, пока плыли,
стоял неподвижно, крепко сжав свои толстые губы и глядя в одну точку; когда ямщик попросил у него позволения покурить в его присутствии, он ничего не ответил, точно не слышал. А Семен, лежа животом
на руле, насмешливо глядел
на него и говорил...