Неточные совпадения
Снимая пальто, Самгин отметил, что
кровать стоит так же в углу, у двери, как
стояла там, на почтовой станции. Вместо лоскутного одеяла она покрыта клетчатым пледом. За
кроватью, в ногах ее, карточный стол с кривыми ножками, на нем — лампа, груда книг, а
над ним — репродукция с Христа Габриеля Макса.
Мы перебрались на одну
кровать, у самого окна, и лепились у стекол, заглядывая в эти щели, прислушиваясь к шуму и делясь своими впечатлениями,
над которыми, как огненная арка
над городом, властно
стояло одно значительное слово: царь!
И с этим лег в постель, укрылся своим дубленым тулупом и молча повернулся к стене, а Юстин Помада,
постояв молча
над его
кроватью, снова зашагал взад и вперед.
Поздно вечером накануне того дня, в который Карл Иваныч должен был навсегда уехать от нас, он
стоял в своем ваточном халате и красной шапочке подле
кровати и, нагнувшись
над чемоданом, тщательно укладывал в него свои вещи.
Над моей
кроватью стоял Ярмола. Его лицо выражало суровую тревогу и нетерпеливое ожидание: должно быть, он уже давно дожидался здесь моего пробуждения.
Илья прошёл в ту комнату, где когда-то жил с дядей, и пристально осмотрел её: в ней только обои почернели да вместо двух
кроватей стояла одна и
над ней висела полка с книгами. На том месте, где спал Илья, помещался какой-то высокий неуклюжий ящик.
В этот день в первый раз Тит ораторствовал на сходке. Ночью он пришел позже меня, лицо его было тёмно-красное, и он производил впечатление выпившего, хотя никогда не пил ни капли водки. Подойдя к моей
кровати, он
постоял надо мной, как будто желая рассказать о чем-то, но потом быстро отвернулся и лег на свою постель. Ночью он спал беспокойно и как-то жалобно стонал… А на следующий день в академии много говорили о неожиданном ораторском выступлении Тита и много смеялись
над его цитатами из Зайцева…
Он сбегал во дворец в спальню, где
стояли две узких пружинных
кровати со скомканным бельем и на полу была навалена груда зеленых яблок и горы проса, приготовленного для будущих выводков, вооружился мохнатым полотенцем, а подумав, захватил с собой и флейту, с тем чтобы на досуге поиграть
над водною гладью.
На окнах были новые белые кисейные занавески с пышными оборками наверху и с такими же буфами у подвязей; посередине окна, ближе к ясеневой кроватке Мани, на длинной медной проволоке висела металлическая клетка, в которой порхала подаренная бабушкой желтенькая канарейка; весь угол комнаты, в котором
стояла кровать, был драпирован новым голубым французским ситцем, и
над этою драпировкою, в самом угле, склоняясь на Манино изголовье, висело большое черное распятие с вырезанною из слоновой кости белою фигурою Христа.
Буланин только что собирался с новенькой сетью и с верным Савкою идти на перепелов… Внезапно разбуженный этими пронзительными звуками, он испуганно вскочил на
кровати и раскрыл глаза.
Над самой его головой
стоял огромный, рыжий, веснушчатый солдат и, приложив к губам блестящую медную трубу, весь красный от натуги, с раздутыми щеками и напряженной шеей, играл какой-то оглушительный и однообразный мотив.
Ордынов, весь потрясенный страхом, поднял ее и донес до своей
кровати; он
стоял над нею, не помня себя.
Ему отвели
над кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней
кровать из дубовых досок на четырех чурбанах — истинно богатырскую
кровать; сто пудов можно было положить на нее — не погнулась бы; под
кроватью находился дюжий сундук; в уголку
стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим бывало поднимет его, уронит и ухмыльнется.
«Христос — воскрес, а черт взял да и лопнул! — торжествующе сказала Асина няня, Александра Мухина,
стоя пасхальным утром
над моей
кроватью.
В углу
стояла кровать из простого некрашеного дерева с жестким тюфяком, кожаной подушкой и вязаным шерстяным одеялом.
Над ней висел образок, украшенный высохшей вербой и фарфоровым яичком. У широкого окна, так называемого итальянского,
стоял большой стол, на котором в беспорядке валялись книги, бумаги, ландкарты и планы сражений. Шкаф с книгами, глобусы, географические карты, прибитые к стене, и несколько простых деревянных стульев дополняли убранство комнаты юного спартанца.
Кровать Ираиды Степановны
стояла у противоположной лежанке стены; несколько отступя от нее,
над кроватью высоко поднимался ситцевый, подбитый крупными узорами пестрый полог, утвержденный на четырех столбах, с подбором в виде широкой оборки наверху.
Меблировка состояла из железной
кровати с матрацем и подушкой, набитыми шерстью, и покрытой байковым одеялом, сомнительной чистоты. У другой стены
стояли стул и дубовый стол,
над которым висели тюремные правила, обязательные для каждого заключенного.