Неточные совпадения
— Передавай, передавай, Денис, Козьме! Козьма, бери
хвост у Дениса! Фома Большой, напирай туды же, где и Фома Меньшой! Заходи справа, справа заходи!
Стой,
стой, черт вас побери обоих! Запутали меня самого
в невод! Зацепили, говорю, проклятые, зацепили за пуп.
Три дня спустя оба приятеля катили по дороге
в Никольское. День
стоял светлый и не слишком жаркий, и ямские сытые лошадки дружно бежали, слегка помахивая своими закрученными и заплетенными
хвостами. Аркадий глядел на дорогу и улыбался, сам не зная чему.
Знакомый, уютный кабинет Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников, на месте их
стояли аптечные склянки с
хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом солнца бутылочка красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела»
в синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
Я
стоял сзади,
в свите адмирала,
в хвосте нашей колонны.
Немного пониже крестьянская лошадь
стояла в реке по колени и лениво обмахивалась мокрым
хвостом; изредка под нависшим кустом всплывала большая рыба, пускала пузыри и тихо погружалась на дно, оставив за собою легкую зыбь.
Мы вошли
в конюшню. Несколько белых шавок поднялось с сена и подбежало к нам, виляя
хвостами; длиннобородый и старый козел с неудовольствием отошел
в сторону; три конюха,
в крепких, но засаленных тулупах, молча нам поклонились. Направо и налево,
в искусственно возвышенных стойлах,
стояло около тридцати лошадей, выхоленных и вычищенных на славу. По перекладинам перелетывали и ворковали голуби.
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке;
в величавой неподвижности, словно львы,
стояли широкозадые рысаки с волнистыми
хвостами и косматыми лапами, серые
в яблоках, вороные, гнедые.
Я не дождался конца сделки и ушел. У крайнего угла улицы заметил я на воротах сероватого домика приклеенный большой лист бумаги. Наверху был нарисован пером конь с
хвостом в виде трубы и нескончаемой шеей, а под копытами коня
стояли следующие слова, написанные старинным почерком...
Справа у забора
стоял амбар на сваях.
В нем хранились кожи изюбров, сухие рога и более 190 кг жил, вытянутых из задних ног животных. Сваренные панты и высушенные оленьи
хвосты висели рядами под коньком у самой крыши.
У нас все
в голове времена вечеров барона Гольбаха и первого представления «Фигаро», когда вся аристократия Парижа
стояла дни целые, делая
хвост, и модные дамы без обеда ели сухие бриошки, чтоб добиться места и увидать революционную пьесу, которую через месяц будут давать
в Версале (граф Прованский, то есть будущий Людовик XVIII,
в роли Фигаро, Мария-Антуанетта —
в роли Сусанны!).
— Я готов! — сказал кузнец. — У вас, я слышал, расписываются кровью;
постой же, я достану
в кармане гвоздь! — Тут он заложил назад руку — и хвать черта за
хвост.
Некоторые с лаем кидались под ноги лошадям, другие бежали сзади, заметив, что ось вымазана салом; один,
стоя возле кухни и накрыв лапою кость, заливался во все горло; другой лаял издали и бегал взад и вперед, помахивая
хвостом и как бы приговаривая: «Посмотрите, люди крещеные, какой я прекрасный молодой человек!» Мальчишки
в запачканных рубашках бежали глядеть.
По словам его, он сам мазал свою лысину этим составом, и волосы точно выросли, но такие толстые, как
в лошадином
хвосте, и больших усилий и страданий ему
стоило, чтоб их оттуда повыдергать.
Я подумал-подумал, что тут делать: дома завтра и послезавтра опять все то же самое,
стой на дорожке на коленях, да тюп да тюп молоточком камешки бей, а у меня от этого рукомесла уже на коленках наросты пошли и
в ушах одно слышание было, как надо мною все насмехаются, что осудил меня вражий немец за кошкин
хвост целую гору камня перемусорить.
Калинович вошел вслед за ней; и
в маленькой зальце увидел красивенького годового мальчугана, который, на своих кривых ножонках и с заткнутым
хвостом,
стоял один-одинешенек. Увидя, что мать прошла мимо, он заревел.
Она пошла дальше. Ближе к носу парохода на свободном пространстве, разделенном пополам коновязью,
стояли маленькие, хорошенькие лошадки с выхоленною шерстью и с подстриженными
хвостами и гривами. Их везли
в Севастополь
в цирк. И жалко и трогательно, было видеть, как бедные умные животные стойко подавали тело то на передние, то на задние ноги, сопротивляясь качке, как они прищуривали уши и косили недоумевающими глазами назад, на бушующее море.
— А очень просто… отстал ты от духа времени. Есть, брат, такие субъекты… Наш генерал — он у нас большой шутник — называет их породой восторженных кобелей… Видел ты, как порой резвый кобель выходит с хозяином на прогулку? Хозяин только еще двинулся влево, и уже у кобеля
хвост колечком, и он летит за версту вперед… Зато —
стоит хозяину повернуть обратно, — и кобель уже заскакивает
в новом направлении…
—
Стой, погоди! Так вот я и говорю: как нужен дядя — он и голубчик, и миленький, и душенька, а не нужен — сейчас ему
хвост покажут! А нет того, чтоб спроситься у дяди: как, мол, вы, дяденька-голубчик, полагаете, можно мне
в Москву съездить?
Когда я ее гладил, она
стояла смирно, ласково смотрела на меня и
в знак удовольствия тихо махала
хвостом.
Она. Никогда оно не придет, потому что оно уж ушло, а мы всё как кулик
в болоте
стояли: и нос долог и
хвост долог: нос вытащим —
хвост завязнет,
хвост вытащим — нос завязнет. Перекачиваемся да дураков тешим: то поляков нагайками потчуем, то у их хитрых полячек ручки целуем; это грешно и мерзко так людей портить.
— И представь же ты себе, Наташа! — заключил он, заметив, что уже начинает рассветать и его канарейка, проснувшись, стала чистить о жердочку свой носик, — и представь себе, моя добрая старушка, что ведь ни
в чем он меня, Туганов, не опровергал и во всем со мною согласился, находя и сам, что у нас, как покойница Марфа Андревна говорила, и
хвост долог, и нос долог, и мы
стоим как кулики на болоте да перекачиваемся: нос вытащим —
хвост завязнет, а
хвост вытащим — нос завязнет; но горячности, какой требует такое положение, не обличил…
Ни один, от старого до малого, не пройдет мимо реки или пруда, не поглядев, как гуляет вольная рыбка, и долго, не шевелясь,
стоит иногда пешеход-крестьянин, спешивший куда-нибудь за нужным делом, забывает на время свою трудовую жизнь и, наклонясь над синим омутом, пристально смотрит
в темную глубь, любуясь на резвые движенья рыб, особенно, когда она играет и плещется, как она, всплыв наверх, вдруг, крутым поворотом, погружается
в воду, плеснув
хвостом и оставя вертящийся круг на поверхности, края которого, постепенно расширяясь, не вдруг сольются с спокойною гладью воды, или как она, одним только краешком спинного пера рассекая поверхность воды — стрелою пролетит прямо
в одну какую-нибудь сторону и следом за ней пробежит длинная струя, которая, разделяясь на две, представляет странную фигуру расходящегося треугольника…
Благодаря темноте
в трех шагах не было даже возможности различить быка, который, как бы сговорившись заодно с Гришкой, смиренно, не трогая ни одним членом, изредка лишь помахивая
хвостом,
стоял подле навеса.
Над ними
в неизмеримой вышине неба вы уж непременно увидите беркута, род орла: распластав дымчатые крылья свои, зазубренные по краям, распушив
хвост и издавая слабый крик, похожий на писк младенца, он
стоит неподвижно
в воздухе или водит плавные круги, постепенно понижаясь к добыче.
— Ой ли! Вот люблю! — восторженно воскликнул Захар, приближаясь к быку, который,
стоя под навесом,
в защите от дождя и ветра, спокойно помахивал
хвостом. — Молодца; ей-богу, молодца! Ай да Жук!.. А уж я, братец ты мой, послушал бы только, какие турусы разводил этим дурням… то-то потеха!.. Ну вот, брат, вишь, и сладили! Чего кобенился! Говорю: нам не впервые, обработаем важнеющим манером. Наши теперь деньги, все единственно; гуляем теперича, только держись!..
Илья исподлобья осматривал лавку.
В корзинах со льдом лежали огромные сомы и осетры, на полках были сложены сушёные судаки, сазаны, и всюду блестели жестяные коробки. Густой запах тузлука
стоял в воздухе,
в лавке было душно, тесно. На полу
в больших чанах плавала живая рыба — стерляди, налимы, окуни, язи. Но одна небольшая щука дерзко металась
в воде, толкала других рыб и сильными ударами
хвоста разбрызгивала воду на пол. Илье стало жалко её.
Федор Тимофеич
в ожидании, когда его заставят делать глупости,
стоял и равнодушно поглядывал по сторонам. Плясал он вяло, небрежно, угрюмо, и видно было по его движениям, по
хвосту и по усам, что он глубоко презирал и толпу, и яркий свет, и хозяина, и себя… Протанцевав свою порцию, он зевнул и сел.
Тихо Вадим приближался к церкви; сквозь длинные окна сияли многочисленные свечи и на тусклых стеклах мелькали колеблющиеся тени богомольцев; но во дворе монастырском всё было тихо;
в тени, окруженные высокою полынью и рябиновыми кустами, белели памятники усопших с надписями и крестами; свежая роса упадала на них, и вечерние мошки жужжали кругом; у колодца
стоял павлин, распуша радужный
хвост, неподвижен, как новый памятник; не знаю, с какою целью, но эта птица находится почти во всех монастырях!
Он вошел
в клеть, где
стояла пегашка. Почуяв хозяина, она тотчас же повернула к нему кудластую свою голову, насторожила уши и замотала
хвостом.
Иван Иваныч протяжно вздохнул и закурил трубочку, чтобы начать рассказывать, но как раз
в это время пошел дождь. И минут через пять лил уже сильный дождь, обложной, и трудно было предвидеть, когда он кончится. Иван Иваныч и Буркин остановились
в раздумье; собаки, уже мокрые,
стояли, поджав
хвосты, и смотрели на них с умилением.
Стоит буржуй на перекрестке
И
в воротник упрятал нос.
А рядом жмется шерстью жесткой
Поджавший
хвост паршивый пес.
У чорта кончик
хвоста так резво забегал по плотине, что даже Харько заметил. Он выпустил клуб дыму прямо чорту
в лицо и будто нечаянно прищемил
хвост ногою. Чорт подпрыгнул и завизжал, как здоровая собака: оба испугались, у обоих раскрылись глаза, и оба
стояли с полминуты, глядя друг на друга и не говоря ни одного слова.
Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал на Муму, которая все время
стояла возле него, невинно помахивая
хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя
в грудь, как бы объявляя, что он сам берет на себя уничтожить Муму.
Ну, пошел волк дальше и опять всех
хвостом бьет. Одного человека ударил, другого ударил. Увидел старого старика, и его ударил прямо под коленки. А
в руках у старика была корзинка с яйцами; упал он и все яйца разбил, так они и потекли, и желток и белок.
Стоит старик и плачет, а волк-то хохочет...
Старцы
стояли рядами, все
в соборных мантиях с длинными
хвостами, все
в опущенных низко, на самые глаза, камилавках и кафтырях.
— Нет, не все! Уж про поляка ты мне лучше и не говори. Поляка, брат, я знаю, потому
в этой самой их Польше мы три года
стояли. Первое дело — лядащий человек, а второе дело, что на всю-то их Польшу комар на
хвосте мозгу принес, да и тот-то бабы расхватали! Это слово не мимо идет!
Я оглянулся. Пес
стоял в десяти шагах и не отрывал глаз от меня. Минуту мы, молча, рассматривали друг друга, затем пес, вероятно польщенный моим вниманием, медленно подошел ко мне и замахал
хвостом…
Стоило только иметь при себе ясеневую палочку — и можно легко узнавать, где есть
в земле хорошая вода; щелоком из ясеневой коры
стоит вымыть ошелудивевших детей, и они очистятся; золою хорошо парить зачесы
в хвостах у лошадей.
Почти одновременно с этим получено было Натальей Федоровной от графа Алексея Андреевича лаконичное письмо,
в котором он уведомлял ее, что ему удалось исполнить ее просьбу относительно ее протеже. «Полковник
Хвостов уехал
в Москву», —
стояла не менее лаконичная приписка.
Почти
в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху
хвостом,
стояла огромная яркая комета 1812-го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света.
И все это произошло
в густой тьме, при сильном шуме налетевшей внезапно бури и при ужасном, необыкновенном треске, который раздался с реки, где
стояли прибывшие плоскодонные суда с ибисовыми носами и длинными рыбьими
хвостами вместо кормы.
Александр и Наполеон с длинным
хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая
стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему
в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.