Неточные совпадения
— Скажи! —
«Идите по
лесу,
Против столба тридцатого
Прямехонько версту:
Придете на поляночку,
Стоят на той поляночке
Две старые сосны,
Под этими под соснами
Закопана коробочка.
Добудьте вы ее, —
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобраная,
Когда ни пожелаете,
Накормит, напоит!
Тихонько только молвите:
«Эй! скатерть самобраная!
Попотчуй мужиков!»
По вашему хотению,
По моему велению,
Все явится тотчас.
Теперь — пустите птенчика...
Унылые, поблекшие
Леса полураздетые
Жить начинали вновь,
Стояли по опушечкам
Борзовщики-разбойники,
Стоял помещик сам,
А там,
в лесу, выжлятники
Ревели, сорвиголовы,
Варили варом гончие.
Они были на другом конце
леса, под старою липой, и звали его. Две фигуры
в темных платьях (они прежде были
в светлых) нагнувшись
стояли над чем-то. Это были Кити и няня. Дождь уже переставал, и начинало светлеть, когда Левин подбежал к ним. У няни низ платья был сух, но на Кити платье промокло насквозь и всю облепило ее. Хотя дождя уже не было, они всё еще
стояли в том же положении,
в которое они стали, когда разразилась гроза. Обе
стояли, нагнувшись над тележкой с зеленым зонтиком.
— Что, не ждал? — сказал Степан Аркадьич, вылезая из саней, с комком грязи на переносице, на щеке и брови, но сияющий весельем и здоровьем. — Приехал тебя видеть — раз, — сказал он, обнимая и целуя его, — на тяге
постоять — два, и
лес в Ергушове продать — три.
Перед ним
стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы
в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться
в широком размере, всё что ни есть: и горы и
леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Был белый утренний час;
в огромном
лесу стоял тонкий пар, полный странных видений. Неизвестный охотник, только что покинувший свой костер, двигался вдоль реки; сквозь деревья сиял просвет ее воздушных пустот, но прилежный охотник не подходил к ним, рассматривая свежий след медведя, направляющийся к горам.
«Вырастет, забудет, — подумал он, — а пока… не
стоит отнимать у тебя такую игрушку. Много ведь придется
в будущем увидеть тебе не алых, а грязных и хищных парусов; издали нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых. Проезжий человек пошутил с моей девочкой. Что ж?! Добрая шутка! Ничего — шутка! Смотри, как сморило тебя, — полдня
в лесу,
в чаще. А насчет алых парусов думай, как я: будут тебе алые паруса».
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И
лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не
стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья
в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они,
в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник…
постойте, я путаюсь… Тут есть
лес…
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу,
постоял минуту, глядя
в заречье, ограниченное справа черным полукругом
леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий ветер ласково гнал к реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
— Впрочем — ничего я не думал, а просто обрадовался человеку.
Лес, знаешь.
Стоят обугленные сосны, буйно цветет иван-чай. Птички ликуют, черт их побери. Самцы самочек опевают. Мы с ним, Туробоевым, тоже самцы, а петь нам — некому. Жил я у помещика-земца, антисемит, но, впрочем, — либерал и надоел он мне пуще овода. Жене его под сорок, Мопассанов читает и мучается какими-то спазмами
в животе.
Пригретый солнцем, опьяняемый хмельными ароматами
леса, Клим задремал. Когда он открыл глаза — на берегу реки
стоял Туробоев и, сняв шляпу, поворачивался, как на шарнире, вслед Алине Телепневой, которая шла к мельнице. А влево, вдали, на дороге
в село, точно плыла над землей тоненькая, белая фигурка Лидии.
В общем Самгину нравилось ездить по капризно изогнутым дорогам, по берегам ленивых рек и перелесками. Мутно-голубые дали, синеватая мгла
лесов, игра ветра колосьями хлеба, пение жаворонков, хмельные запахи — все это, вторгаясь
в душу, умиротворяло ее. Картинно
стояли на холмах среди полей барские усадьбы, кресты сельских храмов лучисто сияли над землею, и Самгин думал...
Едва Вера вышла, Райский ускользнул вслед за ней и тихо шел сзади. Она подошла к роще,
постояла над обрывом, глядя
в темную бездну
леса, лежащую у ее ног, потом завернулась
в мантилью и села на свою скамью.
Ему стало скучно. Перед ним,
в перспективе,
стоял длинный день, с вчерашними, третьегоднишними впечатлениями, ощущениями. Кругом все та же наивно улыбающаяся природа, тот же
лес, та же задумчивая Волга, обвевал его тот же воздух.
Я дня два не съезжал на берег. Больной,
стоял я, облокотясь на сетки, и любовался на небо, на окрестные острова, на
леса, на разбросанные по берегам хижины, на рейд, с движущеюся картиной джонок, лодок, вглядывался
в индийские, китайские физиономии, прислушивался к говору.
Там были все наши. Но что это они делают? По поляне текла та же мутная речка,
в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась
в густой траве и кустах. Кругом росли редкие пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты,
стояли под пальмами и упражнялись
в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие
стояли вокруг и смотрели,
в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по
лесу.
Хожу по
лесу, да
лес такой бестолковый, не то что тропический: там или вовсе не продерешься сквозь чащу, а если продерешься, то не налюбуешься красотой деревьев, их группировкой, разнообразием; а здесь можно продраться везде, но деревья
стоят так однообразно, прямо, как свечки: пихта, лиственница, ель; ель, лиственница, пихта, изредка береза; куда ни взглянешь, везде этот частокол; взгляд теряется
в печальной бесконечности
леса.
Я побежал к речке, сунулся было
в двух местах, да чрез
лес продраться нельзя: папоротники и толстые стволы красного дерева
стояли стеной, а лианы раскинуты, как сети.
— «Слушаю», — отвечал Иван и отправлялся
в лес: через четверть часа перед нами
стоял стол.
Щебень составляет природное дно речек, а крупные каменья набросаны, будто
в виде украшений, с утесов, которые
стоят стеной и местами поросли
лесом, местами голы и дики.
Увидя, что мы
стоим и с хохотом указываем на нее, она пустилась бежать дальше
в лес.
В поле, под ногами, не было видно дороги, а
в лесу было черно, как
в печи, и Катюша, хотя и знала хорошо дорогу, сбилась с нее
в лесу и дошла до маленькой станции, на которой поезд
стоял 3 минуты, не загодя, как она надеялась, а после второго звонка.
Стоит только отменить правительству тариф на привозные металлы, оградить казенные
леса от расхищения заводчиками, обложить их производительность
в той же мере, как обложен труд всякого мужика, — и все погибнет сразу.
У живописца Крамского есть одна замечательная картина под названием «Созерцатель»: изображен
лес зимой, и
в лесу, на дороге,
в оборванном кафтанишке и лаптишках
стоит один-одинешенек,
в глубочайшем уединении забредший мужичонко,
стоит и как бы задумался, но он не думает, а что-то «созерцает».
Спорные же порубки
в лесу и эту ловлю рыбы (где все это — он и сам не знал) он решил им уступить окончательно, раз навсегда, сегодня же, тем более что все это очень немногого
стоило, и все свои иски против монастыря прекратить.
Восточный склон Сихотэ-Алиня совершенно голый. Трудно представить себе местность более неприветливую, чем истоки реки Уленгоу. Даже не верится, что здесь был когда-нибудь живой
лес. Немногие деревья остались
стоять на своих корнях. Сунцай говорил, что раньше здесь держалось много лосей, отчего и река получила название Буй, что значит «сохатый»; но с тех пор как выгорели
леса, все звери ушли, и вся долина Уленгоу превратилась
в пустыню.
Чуть брезжилось; звезды погасли одна за другой; побледневший месяц медленно двигался навстречу легким воздушным облачкам. На другой стороне неба занималась заря. Утро было холодное.
В термометре ртуть опустилась до — 39°С. Кругом царила торжественная тишина; ни единая былинка не шевелилась. Темный
лес стоял стеной и, казалось, прислушивался, как трещат от мороза деревья. Словно щелканье бича, звуки эти звонко разносились
в застывшем утреннем воздухе.
Над землей, погруженной
в ночную тьму, раскинулся темный небесный свод с миллионами звезд, переливавшихся цветами радуги. Широкой полосой, от края до края, протянулся Млечный Путь. По ту сторону реки стеной
стоял молчаливый
лес. Кругом было тихо, очень тихо…
Весь день
в воздухе
стояла мгла; небо затянуто паутиной слоисто-перистых облаков; вокруг солнца появились «венцы»; они суживались все более и более и наконец слились
в одно матовое пятно.
В лесу было тихо, а по вершинам деревьев уже разгуливал ветер.
На самом перевале
стояла маленькая китайская кумирня со следующей надписью: «Си-жи Циго вей-дассу-ай. Цзинь цзай да цинь чжей шай линь». (
В древности
в государстве Ци был главнокомандующим; теперь, при Дациньской династии, охраняет
леса и горы.)
Чжан Бао указал мне рукой на
лес. Тут только я заметил на краю полянки маленькую кумирню, сложенную из накатника и крытую кедровым корьем. Около нее на коленях
стоял старик и молился. Я не стал ему мешать и пошел к ручью мыться. Через 15 минут старик возвратился
в фанзу и стал укладывать свою котомку.
И как порскал — так стон
в лесу, бывало, и
стоит.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг
в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных
в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы
стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по
лесу мельчайший дождь.
Калужская деревня, напротив, большею частью окружена
лесом; избы
стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вываливается наружу, не зовет
в гости всякую прохожую свинью…
Погода нам не благоприятствовала. Все время моросило, на дорожке
стояли лужи, трава была мокрая, с деревьев падали редкие крупные капли.
В лесу стояла удивительная тишина. Точно все вымерло. Даже дятлы и те куда-то исчезли.
Действительно, перед закатом солнца птицы всегда проявляют особую живость, а теперь
в лесу стояла мертвая тишина. Точно по приказу, они все сразу куда-то спрятались.
Гора Тудинза представляет собой массив, круто падающий
в долину реки Лефу и изрезанный глубокими падями с северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться на землю.
Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки
стояли еще одетые
в свой наряд, поблекший и полузасохший.
Кругом
в лесу и на поляне
стояла мертвящая тишина, нарушаемая только однообразным жужжанием комаров. Такая тишина как-то особенно гнетуще действует на душу. Невольно сам уходишь
в нее, подчиняешься ей, и, кажется, сил не хватило бы нарушить ее словом или каким-нибудь неосторожным движением.
В 50 шагах от фанзы
стояла маленькая кумирня со следующей надписью: «Чжемь шань лин ван си жи Хань чао чжи го сян Цзинь цзо жень цзян фу лу мэнь», то есть «Находящемуся
в лесах и горах князю (тигру).
Вдруг по
лесу прокатился отдаленный звук выстрела. Я понял, что это стрелял Дерсу. Только теперь я заметил, что не одни эти олени дрались. Рев их несся отовсюду;
в лесу стоял настоящий гомон.
Вдали крики: «честная Масленица!» Мороз, уходя, машет рукой; метель унимается, тучи убегают. Ясно, как
в начале действия. Толпы берендеев: одни подвигают к
лесу сани с чучелой Масленицы, другие
стоят поодаль.
В нескольких верстах от Вяземы князя Голицына дожидался васильевский староста, верхом, на опушке
леса, и провожал проселком.
В селе, у господского дома, к которому вела длинная липовая аллея, встречал священник, его жена, причетники, дворовые, несколько крестьян и дурак Пронька, который один чувствовал человеческое достоинство, не снимал засаленной шляпы, улыбался,
стоя несколько поодаль, и давал стречка, как только кто-нибудь из городских хотел подойти к нему.
— Да, солнцем его прожаривает. Я
в двенадцатом году, во Владимирской губернии,
в Юрьевском уезде, жил, так там и
в ту пору
лесов мало было. Такая жарынь все лето
стояла, что только тем и спасались, что на погребицах с утра до вечера сидели.
Любо глянуть с середины Днепра на высокие горы, на широкие луга, на зеленые
леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те
леса, что
стоят на холмах, не
леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею
в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и
в верхней половине и
в нижней половине прогуливается месяц.
Небо, зеленые и синие
леса, люди, возы с горшками, мельницы — все опрокинулось,
стояло и ходило вверх ногами, не падая
в голубую прекрасную бездну.
Мне кажется, что я не спал, но все-таки место, где мы
стоим, для меня неожиданно ново: невдалеке впереди мостик из свежих бревен, под ним темная речка, по сторонам
лес, и верхушки дерев сонно качаются
в синеве ночного неба…
Далее через 5 верст следует селение Кресты, основанное
в 1885 г. Тут когда-то были убиты двое бродяг и на месте их могил
стояли кресты, которых теперь уже нет; или иначе: хвойный
лес, который давно уже вырублен, пересекал здесь когда-то елань
в виде креста. Оба объяснения поэтичны; очевидно, название Кресты дано самим населением.
Река Дуйка, или, как ее иначе называют, Александровка,
в 1881 г., когда ее исследовал зоолог Поляков,
в своем нижнем течении имела до десяти саженей
в ширину, на берега ее были намыты громадные кучи деревьев, обрушившихся
в воду, низина во многих местах была покрыта старым
лесом из пихты, лиственницы, ольхи и лесной ивы, и кругом
стояло непроходимое топкое болото.