Неточные совпадения
Его окружали люди,
в большинстве одетые прилично, сзади его на каменном выступе ограды
стояла толстенькая синеглазая дама
в белой шапочке, из-под каракуля шапочки на розовый лоб выбивались черные кудри, рядом с Климом Ивановичем
стоял высокий чернобровый старик
в серой
куртке, обшитой зеленым шнурком,
в шляпе странной формы пирогом, с курчавой сероватой бородой. Протискался высокий человек
в котиковой шапке, круглолицый, румяный, с веселыми усиками золотого цвета, и шипящими словами сказал даме...
Самгин видел, как отскакивали куски льда, обнажая остов баррикады, как двое пожарных, отломив спинку дивана, начали вырывать из нее мочальную набивку, бросая комки ее третьему, а он,
стоя на коленях, зажигал спички о рукав
куртки; спички гасли, но вот одна из них расцвела, пожарный сунул ее
в мочало, и быстро, кудряво побежали во все стороны хитренькие огоньки, исчезли и вдруг собрались
в красный султан; тогда один пожарный поднял над огнем бочку, вытряхнул из нее солому, щепки; густо заклубился серый дым, — пожарный поставил
в него бочку, дым стал более густ, и затем из бочки взметнулось густо-красное пламя.
Пожарные
в касках и черных
куртках стояли у ворот дома Винокурова, не принимая участия
в работе; их медные головы точно плавились, и было что-то очень важное
в черных неподвижных фигурах, с головами римских легионеров.
Свалив солдата с лошади, точно мешок, его повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым ртом, лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом
стоял человек
в куртке, замазанной красками, он был выше на голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
На пороге
стоял высокий, с проседью, старик, с нависшими бровями,
в длинной суконной
куртке, закрывавшей всю поясницу, почти
в таком же длинном жилете,
в широких нанковых, падавших складками около ног панталонах.
Нехлюдов прошел вперед.
В середине
стояла аристократия: помещик с женою и сыном
в матросской
куртке, становой, телеграфист, купец
в сапогах с бураками, старшина с медалью и справа от амвона, позади помещицы, Матрена Павловна
в переливчатом лиловом платье и белой с каймою шали и Катюша
в белом платье с складочками на лифе, с голубым поясом и красным бантиком на черной голове.
Симонсон,
в гуттаперчевой
куртке и резиновых калошах, укрепленных сверх шерстяных чулок бечевками (он был вегетарианец и не употреблял шкур убитых животных), был тоже на дворе, дожидаясь выхода партии. Он
стоял у крыльца и вписывал
в записную книжку пришедшую ему мысль. Мысль заключалась
в следующем...
Анна Павловна,
постояв несколько секунд, грузными шагами направляется
в девичью, где, заложив руки за спину, ее ожидает старик повар
в рваной
куртке и засаленном переднике.
Возле пристани по берегу, по-видимому без дела, бродило с полсотни каторжных: одни
в халатах, другие
в куртках или пиджаках из серого сукна. При моем появлении вся полсотня сняла шапки — такой чести до сих пор, вероятно, не удостоивался еще ни один литератор. На берегу
стояла чья-то лошадь, запряженная
в безрессорную линейку. Каторжные взвалили мой багаж на линейку, человек с черною бородой,
в пиджаке и
в рубахе навыпуск, сел на козлы. Мы поехали.
Отец почтительно ей поклонился и проводил ее до двери передней. Я
стоял тут же
в своей куцей
куртке и глядел на пол, словно к смерти приговоренный. Обращение Зинаиды со мной меня окончательно убило. Каково же было мое удивление, когда, проходя мимо меня, она скороговоркой и с прежним ласковым выражением
в глазах шепнула мне...
Полковник Брем, одетый
в кожаную шведскую
куртку,
стоял у окна, спиною к двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив
в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем повернул свое худое, бородатое, длинное лицо
в старинных черепаховых очках.
Ярче всего сохранилась у него такая минута: он
стоит в длинном широком белом коридоре; на нем легкая свободная
куртка, застегнутая сбоку на крючки, а на плечах белые погоны с красным вензелем А.
Повар,
в куртке, до такой степени замазанной, что, казалось, ею вытирали пол,
в бездействии
стоял в дверях кухни, не ожидая ничего хорошего.
И, наконец, уже сзади скамеек, помещались арестанты,
стоя, из уважения к посетителям, без фуражек,
в куртках или
в полушубках, несмотря на удушливый парной воздух комнаты.
Господи! да не г-н ли Губарев
стоит в серой
куртке и отвислых спальных панталонах на крыльце почтовой избы и ругается?.. Нет, это не г-н Губарев… Но какое поразительное сходство!.. Только у этого барина рот еще шире и зубастее, и взор понурых глаз еще свирепее, и нос крупнее… и борода гуще, и весь облик еще грузнее и противнее.
Стоят они даже не ожидая, что к ним придет новый Гедеон, который выжмет перед ними руно и разобьет водонос свой, а растерявшись, измышляют только, как бы еще что-нибудь почуднее выкинуть
в своей старой, нигилистической
куртке.
И одры разлетелись, сделали с горы круг; за ними закурило и замело облако пыли, и
в этом облаке,
стоя на ногах посреди тарантаса, явился Рогожин
в своей
куртке, с развевающимся по ветру широким монашеским плащом. Все это как воздушный корабль врезалось — и тут и гик, и свист, и крик «бей», и хлопанье кнута, и, одним словом, истребление народов!
Через несколько дней Артамонов младший, проезжая застоявшуюся лошадь, увидал на опушке леса жандарма Нестеренко,
в шведской
куртке,
в длинных сапогах, с ружьём
в руке и туго набитым птицей ягдташем на боку. Нестеренко
стоял лицом к лесу, спиною к дороге и, наклоня голову, подняв руки к лицу, раскуривал папиросу; его рыжую кожаную спину освещало солнце, и спина казалась железной. Яков тотчас решил, что нужно делать, подъехал к нему, торопливо поздоровался...
Катя зашла. За стойкою с огромным обзеленевшим самоваром грустно
стоял бывший владелец кофейни, толстый грек Аврамиди. Было много болгар. Они сидели на скамейках у стен и за столиками, молча слушали. Перед стойкою к ним держал речь приземистый человек с кривыми ногами,
в защитной
куртке. Глаза у него были выпученные, зубы темные и кривые. Питомец темных подвалов, не знавший
в детстве ни солнца, ни чистого воздуха.
Прохор вышел. Иван Захарыч снял дорожную
куртку и повесил ее
в шкап. Он был франтоват и чистоплотен. Кабинет по отделке совсем не походил на другие комнаты дома: ковер, дорогие обои, огромный письменный стол, триповая мебель, хорошие гравюры
в черных нарядных рамках. На одной стене висело несколько ружей и кинжалов, с лисьей шкурой посредине.
В глубине алькова
стояла кровать — бронзовая, с голубым атласным одеялом.
Над коробом, окорячив его ногами, упертыми
в тележные грядки, сидел рослый повар
в белых панталонах,
в белой
куртке и
в белом колпаке, а перед ним на земле
стоял средних лет торговый крестьянин и держал
в руках большое решето,
в которое повар что-то сбрасывал, точно как будто орешки.
Марья Матвеевна видела ясно, чего, впрочем, и мудрено было не видеть, что к концу второго года фабрика Пекторалиса уже совсем
стояла без работы и Гуго сам ходил
в жестокие морозы без шубы,
в старой, изношенной
куртке, а для форса только pince-nez на шнурочке наружу выпустил.
— Конечно, заявляли. И инспектору госпиталей, и Горбацевичу. «Вы здесь нужны, подождите!» А у меня одна смена белья; вот кожаная
куртка, и даже шинели нет: месяц назад какие жары
стояли! А теперь по ночам мороз! Просился у Горбацевича хоть съездить
в Харбин за своими вещами, напоминал ему, что из-за него же сижу здесь раздетый. «Нет, нет, нельзя! Вы здесь нужны!» Заставил бы я его самого пощеголять
в одной
куртке!
«Прикомандированные» врачи, которые при нас без дела толклись
в бараках, теперь все были разосланы Горбацевичем по полкам; они уехали
в одних шведских
куртках, без шинелей: Горбацевич так и не позволил им съездить
в Харбин за их вещами. Всю громадную работу
в обоих мукденских бараках делали теперь восемь штатных ординаторов. Они бессменно работали день и ночь, еле
стоя на ногах. А раненых все подносили и подвозили.
В подъезде, окнах и балконах великолепно освещенной гостиницы
стояли блестящие нарядами, широкоюбные барыни, господа с белейшими воротниками, швейцар и лакей
в золотошитых ливреях; на улице,
в полукруге толпы и дальше по бульвару, между липками, собрались и остановились изящно одетые кельнеры, повара
в белейших колпаках и
куртках, обнявшиеся девицы и гуляющие.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер
стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей
в желтых киверах, темнозеленых
куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можо было признать за орудия.
Сам Пизонский босиком,
в коротких, поднятых за колено холщовых штанишках и нанковой
куртке со множеством тесмных завязок вместо пуговиц
стоял на утлой лесенке, приставленной к довольно высокому рассаднику, утвержденному на четырех липовых столбиках.