Неточные совпадения
— Посмотрим, однако ж, — сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел
раздался — дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине, и пуля глубоко засела в
стене.
В то самое время, когда Чичиков в персидском новом халате из золотистой термаламы, развалясь на диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения и немецкого выговора, и перед ними уже лежали купленная штука первейшего голландского полотна на рубашки и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность и белизну щекам изумительную), — в то время, когда он, как знаток, покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты,
раздался гром подъехавшей кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных окон и
стен, и вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
Дуня подняла револьвер и, мертво-бледная, с побелевшею, дрожавшею нижнею губкой, с сверкающими, как огонь, большими черными глазами, смотрела на него, решившись, измеряя и выжидая первого движения с его стороны. Никогда еще он не видал ее столь прекрасною. Огонь, сверкнувший из глаз ее в ту минуту, когда она поднимала револьвер, точно обжег его, и сердце его с болью сжалось. Он ступил шаг, и выстрел
раздался. Пуля скользнула по его волосам и ударилась сзади в
стену. Он остановился и тихо засмеялся...
Затем по стеклам дробно застучал град. Самгин повернулся лицом к
стене, снова пытаясь уснуть, но вскоре где-то
раздался сердитый окрик Марины...
Раздалось несколько шлепков, похожих на удары палками по воде, и тотчас сотни голосов яростно и густо заревели; рев этот был еще незнаком Самгину, стихийно силен, он как бы исходил из открытых дверей церкви, со дворов, от
стен домов, из-под земли.
А между тем заметно было, что там жили люди, особенно по утрам: на кухне стучат ножи, слышно в окно, как полощет баба что-то в углу, как дворник рубит дрова или везет на двух колесах бочонок с водой; за
стеной плачут ребятишки или
раздается упорный, сухой кашель старухи.
Вернуться домой было некогда, я не хотел бродить по улицам. За городской
стеною находился маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я вошел туда. Несколько уже пожилых немцев играли в кегли; со стуком катились деревянные шары, изредка
раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо. Она быстро отворотилась и отошла прочь.
В доме покоробленные полы и ступени лестницы качались, шаги и звуки
раздавались резко,
стены вторили им будто с удивлением.
Назывался он не в насмешку над заседавшими там старичками, а потому, что там велась слишком мелкая игра, и играющие, как умные детки, молчали наравне с мундирными портретами по
стенам. А чуть кто-нибудь возвышал голос в карточном споре, поднимались удивленные головы,
раздавалось повелительное «тс», и все смолкало.
Лаврецкий тихо встал и тихо удалился; его никто не заметил, никто не удерживал; веселые клики сильнее прежнего
раздавались в саду за зеленой сплошной
стеной высоких лип. Он сел в тарантас и велел кучеру ехать домой и не гнать лошадей.
Сейчас же улегшись и отвернувшись к
стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он встал и, не стесняясь тем, что доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай, в коридор, в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем
раздался крик...
Пение кончается, и на этот раз аплодисманы
раздаются с учетверенною силой, потому что все эти колодники, сидевшие вдоль
стены, имеют полную надежду, что сюрпризы прекратились и они могут отправиться каждый по своему делу.
— Шш… —
раздается по зале, и все скромно рассаживаются по стульям, расставленным вдоль
стен.
P. S. В ту самую минуту, когда я дописываю настоящие строки, со
стен Петропавловской крепости
раздается пушечная пальба, возвещающая, что галлы изгнаны 70. Но как, однако ж, это давно было!
— Батюшка! Семен Яковлевич! —
раздался вдруг горестный, но резкий до того, что трудно было и ожидать, голос убогой дамы, которую наши оттерли к
стене. — Целый час, родной, благодати ожидаю. Изреки ты мне, рассуди меня, сироту.
Толпа зашумела, качнулась к
стене, где над нею возвышалось разрезанное лицо, с круглыми, слепо открытыми глазами, но вдруг
раздался резкий, высокий голос Сухобаева...
При этих словах
раздается гром рукоплесканий, и восторженное «ура!» потрясает
стены залы. Даже лакеи взволновались. Управляющий удельной конторой опять идет целоваться.
Вслед за войском хлынули в Кремль бесчисленные толпы народа;
раздался громкий благовест; нижегородское ополчение построилось вокруг царских чертогов; духовенство, начальники, именитые граждане взошли в Успенский собор, и русское: «Тебе бога хвалим!» — оглася своды церковные,
раздалось наконец в
стенах священного Кремля, столь долго служившего вертепом разбойничьим для врагов иноплеменных и для предателей собственной своей родины.
В обширном покое, за дубовым столом, покрытым остатками ужина, сидел Кручина-Шалонский с задушевным своим другом, боярином Истомою-Турениным; у дверей комнаты дремали, прислонясь к
стене, двое слуг; при каждом новом порыве ветра, от которого стучали ставни и
раздавался по лесу глухой гул, они, вздрогнув, посматривали робко друг на друга и, казалось, не смели взглянуть на окна, из коих можно было различить, несмотря на темноту, часть западной
стены и сторожевую башню, на которых отражались лучи ярко освещенного покоя.
Над ним ясные небеса… кругом толпится народ… радость на всех лицах… тихое, очаровательное пение
раздается в храмах господних; вдали, сквозь тонкий туман на северо-востоке, из-за
стен незнакомой ему святой обители показывается восходящее солнце…
Но Глеб его не слушал: немного погодя он уже пробирался сквозь тесную
стену народа, за которой
раздавалась камаринская.
Взрывы
раздаются почти непрерывно, заглушая хохот, возгласы испуга и четкий стук деревянных башмаков по гулкой лаве; вздрагивают тени, взмывая вверх, на облаках пылают красные отражения, а старые
стены домов точно улыбаются — они помнят стариков детьми и не одну сотню раз видели это шумное и немножко опасное веселье детей в ночь на Рождество Христа.
Со
стен видели, как всё теснее сжималась петля врагов, как мелькают вкруг огней их черные тени; было слышно ржание сытых лошадей, доносился звон оружия, громкий хохот,
раздавались веселые песни людей, уверенных в победе, — а что мучительнее слышать, чем смех и песни врага?
Потом ещё две тёмные фигуры скатились к
стене. Они бросились на третью, упавшую у подножия
стены, и скоро обе выпрямились… С горы ещё бежали люди,
раздавались удары их ног, крики, пронзительный свист…
Шёпот Петрухи, вздохи умирающего, шорох нитки и жалобный звук воды, стекавшей в яму пред окном, — все эти звуки сливались в глухой шум, от него сознание мальчика помутилось. Он тихо откачнулся от
стены и пошёл вон из подвала. Большое чёрное пятно вертелось колесом перед его глазами и шипело. Идя по лестнице, он крепко цеплялся руками за перила, с трудом поднимал ноги, а дойдя до двери, встал и тихо заплакал. Пред ним вертелся Яков, что-то говорил ему. Потом его толкнули в спину и
раздался голос Перфишки...
—
раздавалось за
стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала в кухню, тоже звонко смеясь. Но в кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться посмотреть на неё, хотя знал, что дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то в холодном сумраке…
— Эх вы, ловите! — крикнул он во всю грудь и, наклонив голову вперёд, бросился ещё быстрее… Холодная, серая каменная
стена встала пред ним. Удар, похожий на всплеск речной волны,
раздался во тьме ночи, он прозвучал тупо, коротко и замер…
Звонок. С детства знакомые звуки: сначала проволока шуршит по
стене, потом в кухне
раздается короткий, жалобный звон. Это из клуба вернулся отец. Я встал и отправился в кухню. Кухарка Аксинья, увидев меня, всплеснула руками и почему-то заплакала.
Отъезд бабушки в Протозаново еще более разъединил мать с дочерью: пока княгиня там, на далеких мирных пажитях, укрепляла себя во всех добрых свойствах обывательницы, княжна вырастала в
стенах петербургского института, в сфере слабой науки и пылких фантазий, грезивших иною жизнью, шум и блеск которой достигали келий института и
раздавались под их сводами как рокот далекой эоловой арфы.
«Лошади готовы: пора, сударь, ехать!» —
раздался голос Григорья Васильева, моего товарища по охоте и такого же страстного охотника, как я. Этот голос возвратил меня к действительности. Разлетелись сладкие грезы! Русачьи малики зарябили перед моими глазами. Я поспешно схватил со
стены мое любимое ружье, моего неизменного испанца…
Бал Норков заходил уже за полночь; где-то за
стеною начал
раздаваться стук посуды и ложек, и солидные господа уже не раз посматривали на свои брегеты.
Звонили ко всенощной, и протяжный дрожащий вой колокола
раздавался в окрестности; солнце было низко, и одна половина
стены ярко озарялась розовым блеском заката; народ из соседних деревень, в нарядных одеждах, толпился у святых врат, и Вадим издали узнал длинные дроги Палицына, покрытые узорчатым ковром.
Чьи-то шаги
раздаются внизу по дороге, у
стены царского виноградника, но Соломон удерживает за руку испуганную девушку.
Рано утром, когда я спал, Мухоедов уехал в Пеньковку один; я проснулся очень поздно и долго не мог сообразить, где я лежу. Солнечные лучи яркими пятнами играли на задней
стене; окна были открыты; легкий ветерок врывался в них, шелестел в листьях плюща и доносил до меня веселый говор леса, в котором время от времени
раздавались удары топора; я оделся и вышел на крыльцо, где уже кипел на столе самовар.
Четыре часа после этого Коротков прислушивался, не выходя из своей комнаты, в том расчете, чтобы новый заведующий, если вздумает обходить помещение, непременно застал его погруженным в работу. Но никаких звуков из страшного кабинета не доносилось. Раз только долетел смутный чугунный голос, как будто угрожающий кого-то уволить, но кого именно Коротков не расслышал, хоть и припадал ухом к замочной скважине. В три с половиной часа пополудни за
стеной канцелярии
раздался голос Пантелеймона...
И тот же дребезжащий голос дьячка
раздавался на клиросе, и та же старушка, которую я помню всегда в церкви, при каждой службе, согнувшись стояла у
стены и плачущими глазами смотрела на икону в клиросе, и прижимала сложенные персты к полинялому платку, и беззубым ртом шептала что-то.
И он, яростно плюнув в сторону предполагаемого Павла Павловича, вдруг обернулся к
стене, завернулся, как сказал, в одеяло и как бы замер в этом положении не шевелясь. Настала мертвая тишина. Придвигалась ли тень или стояла на месте — он не мог узнать, но сердце его билось — билось — билось… Прошло по крайней мере полных минут пять; и вдруг, в двух шагах от него,
раздался слабый, совсем жалобный голос Павла Павловича...
Раздается за
стеною и дядин голос и еще чей-то другой, незнакомый голос; а тоже слышно, что и маменька с тетенькой тут находятся.
Войдя в открытую, висевшую на одной петле дверь щелявой пристройки, расслабленно прильнувшей к желтой, облупленной
стене двухэтажного дома, я направился между мешками муки в тесный угол, откуда на меня плыл кисловатый, теплый, сытный пар, но — вдруг на дворе
раздались страшные звуки: что-то зашлепало, зафыркало.
Раздался общий гул, ругань, на солдата свирепо двинулись человека три, помахивая руками, — он прислонился спиной к
стене и, давясь смехом, объяснил...
Иногда после полуночи, в самый разгар наших споров, в
стену смежного кабинета дяди
раздавался стук… Фроим спохватывался, на его лице появлялась уморительная гримаса, и, поднявшись на цыпочки, он делал рукой широкий жест меламеда, усмиряющего раскричавшихся хедерников...
Григорий, прислонясь к
стене у двери, точно сквозь сон слушал, как больной громко втягивал в себя воду; потом услыхал предложение Чижика раздеть Кислякова и уложить его в постель, потом
раздался голос стряпки маляров. Её широкое лицо, с выражением страха и соболезнования, смотрело со двора в окно, и она говорила плаксивым тоном...
Бывало, только утренней зарей
Осветятся церквей главы златые,
И сквозь туман заблещут над горой
Дворец царей и
стены вековые,
Отражены зеркальною волной;
Бывало, только прачка молодая
С бельем господским из ворот, зевая,
Выходит, и сквозь утренний мороз
Раздастся первый стук колес, —
А графский дом уж полон суетою
И пестрых слуг заботливой толпою.
В одном большом доме разошлись врозь
стены. Стали думать, как их свести так, чтобы не ломать крыши. Один человек придумал. Он вделал с обеих сторон в
стены железные ушки; потом сделал железную полосу, такую, чтобы она на вершок не хватала от ушка до ушка. Потом загнул на ней крюки по концам так, чтобы крюки входили в ушки. Потом разогрел полосу на огне; она
раздалась и достала от ушка до ушка. Тогда он задел крюками за ушки и оставил ее так. Полоса стала остывать и сжиматься и стянула
стены.
Борис Андреич остался одни в кабинете чудака. В оцепенении глядел он то на
стены, то на пол, как вдруг
раздался топот лошадей у крыльца, дверь передней застучала, густой голос спросил: «Дома?», послышались шаги, и в кабинет ввалился уже знакомый нам Михей Михеич.
Так проходил, средь явственного сна,
Все муки я сердечного пожара…
О бог любви! Ты молод, как весна,
Твои ж пути как мирозданье стары!
Но вот как будто дрогнула
стена,
Раздался шип — и мерных три удара,
В ночной тиши отчетисто звеня,
Взглянуть назад заставили меня.
Раздались в
стене три удара молотком.
Я никак ничего не мог вспомнить, но в это время за ковром, которым была завешена
стена у моей постели, послышался вздох, глубокий, теплый, куда-то рвущийся вздох, и
раздались щиплющие за сердце металлические звуки цитры.
Эта мысль не давала теперь покоя юноше. Лежа в углу на ворохе соломы и прислушиваясь к тому, что происходило за
стеной избушки, он ломал голову, как найти способ помочь делу. Но делать было нечего, никакого выхода он придумать не мог. Неожиданно
раздались шаги нескольких человек, входивших на крыльцо его «тюрьмы», зазвенели шпоры и сдержанный гул голосов загудел на дворе и под дверью, в сенях.
Но слова горца, очевидно, истощили последнее терпение отца. Он сорвал со
стены нагайку и взмахнул ею.
Раздался пронзительный крик. Вслед за этим, прежде чем кто-либо успел опомниться, в руках Абрека что-то блеснуло. Он бросился на отца с поднятым кинжалом, но в ту же минуту сильные руки Брагима схватили его сзади.