Неточные совпадения
Самгин вышел в
коридор, отогнул краешек пыльной занавески, взглянул на перрон — на перроне одеревенело стояла служба станции во главе с начальником, а за вокзалом —
стена солидных людей в пиджаках и поддевках.
Они стояли на повороте
коридора, за углом его, и Клим вдруг увидал медленно ползущую по белой
стене тень рогатой головы инспектора. Дронов стоял спиною к тени.
Нехаева жила в меблированных комнатах, последняя дверь в конце длинного
коридора, его слабо освещало окно, полузакрытое каким-то шкафом, окно упиралось в бурую, гладкую
стену, между стеклами окна и
стеною тяжело падал снег, серый, как пепел.
«В какие глупые положения попадаю», — подумал Самгин, оглядываясь. Бесшумно отворялись двери, торопливо бегали белые фигуры сиделок, от
стены исходил запах лекарств, в стекла окна торкался ветер. В
коридор вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил...
Вышли в
коридор, остановились в углу около большого шкафа, высоко в
стене было вырезано квадратное окно, из него на двери шкафа падал свет и отчетливо был слышен голос Ловцова...
Когда Самгин вышел в
коридор — на
стене горела маленькая лампа, а Николай подметал веником белый сор на полу, он согнулся поперек
коридора и заставил домохозяина остановиться.
Двери камер были отперты, и несколько арестантов было в
коридоре. Чуть заметно кивая надзирателям и косясь на арестантов, которые или, прижимаясь к
стенам, проходили в свои камеры, или, вытянув руки по швам и по-солдатски провожая глазами начальство, останавливались у дверей, помощник провел Нехлюдова через один
коридор, подвел его к другому
коридору налево, запертому железной дверью.
За несколько дней до праздника весь малиновецкий дом приходил в волнение. Мыли полы, обметали
стены, чистили медные приборы на дверях и окнах, переменяли шторы и проч. Потоки грязи лились по комнатам и
коридорам; целые вороха паутины и жирных оскребков выносились на девичье крыльцо. В воздухе носился запах прокислых помоев. Словом сказать, вся нечистота, какая таилась под спудом в течение девяти месяцев (с последнего Светлого праздника, когда происходила такая же чистка), выступала наружу.
Комната тетенек, так называемая боковушка, об одно окно, узкая и длинная, как
коридор. Даже летом в ней царствует постоянный полумрак. По обеим сторонам окна поставлены киоты с образами и висящими перед ними лампадами. Несколько поодаль, у
стены, стоят две кровати, друг к другу изголовьями; еще поодаль — большая изразцовая печка; за печкой, на пространстве полутора аршин, у самой двери, ютится Аннушка с своим сундуком, войлоком для спанья и затрапезной, плоской, как блин, и отливающей глянцем подушкой.
В «Кулаковку» даже днем опасно ходить —
коридоры темные, как ночью. Помню, как-то я иду подземным
коридором «Сухого оврага», чиркаю спичку и вижу — ужас! — из каменной
стены, из гладкой каменной
стены вылезает голова живого человека. Я остановился, а голова орет...
Наконец в
коридоре слышатся тяжелые шаги. «Егоров, Егоров…» В классе водворяется тишина, и мы с недоумением смотрим друг на друга… Что же теперь будет?.. Толстая фигура с журналом подмышкой появляется на пороге и в изумлении отшатывается… Через минуту является встревоженный надзиратель, окидывает взглядом
стены и стремглав убегает… В класс вдвигается огромная фигура инспектора… А в перемену эпидемия перекидывается в младшие классы…
Они прибежали в контору. Через темный
коридор Вася провел свою приятельницу к лестнице наверх, где помещался заводский архив. Нюрочка здесь никогда не бывала и остановилась в нерешительности, но Вася уже тащил ее за руку по лестнице вверх. Дети прошли какой-то темный
коридор, где стояла поломанная мебель, и очутились, наконец, в большой низкой комнате, уставленной по
стенам шкафами с связками бумаг. Все здесь было покрыто толстым слоем пыли, как и следует быть настоящему архиву.
По
коридору и за
стенами конуры со всех сторон слышались человеческие шаги и то любопытный шепот, то сдержанный сиплый смех.
Во всех домах входные двери открыты настежь, и сквозь них видны с улицы: крутая лестница, и узкий
коридор вверху, и белое сверканье многогранного рефлектора лампы, и зеленые
стены сеней, расписанные швейцарскими пейзажами.
Сейчас же улегшись и отвернувшись к
стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он встал и, не стесняясь тем, что доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай, в
коридор, в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
Коридор светлый, потому что идет вдоль наружной
стены с окнами; но по правую сторону он ограничен решетчатой перегородкой, за которою виднеется пространство, наполненное сумерками.
Мне казалось, что я целый вечер видел перед собой человека, который зашел в бесконечный, темный и извилистый
коридор и ждет чуда, которое вывело бы его оттуда. С одной стороны, его терзает мысль:"А что, если мне всю жизнь суждено бродить по этому
коридору?"С другой — стремление увидеть свет само по себе так настоятельно, что оно, даже в виду полнейшей безнадежности, нет-нет да и подскажет:"А вот, погоди, упадут
стены по обе стороны
коридора, или снесет манием волшебства потолок, и тогда…"
Я знаю, что в
коридоры никто собственною охотой не заходит; я знаю, что есть
коридоры обязательные, которые самою судьбою устроиваются в виду известных вопросов; но положение человека, поставленного в необходимость блуждать и колебаться между страхом гибели и надеждой на чудесное падение
стен, от этого отнюдь не делается более ясным.
Так бежал он по узкому
коридору, образованному с одной стороны — высокой
стеной, с другой — тесным строем кипарисов, бежал, точно маленький обезумевший от ужаса зверек, попавший в бесконечную западню. Во рту у него пересохло, и каждое дыхание кололо в груди тысячью иголок. Топот дворника доносился то справа, то слева, и потерявший голову мальчик бросался то вперед, то назад, несколько раз пробегая мимо ворот и опять ныряя в темную, тесную лазейку.
По
коридору бродили люди, собирались в группы, возбужденно и вдумчиво разговаривая глухими голосами. Почти никто не стоял одиноко — на всех лицах было ясно видно желание говорить, спрашивать, слушать. В узкой белой трубе между двух
стен люди мотались взад и вперед, точно под ударами сильного ветра, и, казалось, все искали возможности стать на чем-то твердо и крепко.
И тогда я — захлебываясь, путаясь — все что было, все, что записано здесь. О себе настоящем, и о себе лохматом, и то, что она сказала тогда о моих руках — да, именно с этого все и началось, — и как я тогда не хотел исполнить свой долг, и как обманывал себя, и как она достала подложные удостоверения, и как я ржавел день ото дня, и
коридоры внизу, и как там — за
Стеною…
Ветер — там, за
стенами, далекий, как тот день, когда мы плечом к плечу, двое-одно, вышли снизу, из
коридоров — если только это действительно было.
Я помню — первое у меня было: «Скорее, сломя голову, назад». Потому что мне ясно: пока я там, в
коридорах, ждал — они как-то взорвали или разрушили Зеленую
Стену — и оттуда все ринулось и захлестнуло наш очищенный от низшего мира город.
— Я не могу так, — сказал я. — Ты — вот — здесь, рядом, и будто все-таки за древней непрозрачной
стеной: я слышу сквозь
стены шорохи, голоса — и не могу разобрать слов, не знаю, что там. Я не могу так. Ты все время что-то недоговариваешь, ты ни разу не сказала мне, куда я тогда попал в Древнем Доме, и какие
коридоры, и почему доктор — или, может быть, ничего этого не было?
Первый месяц тюрьмы Степан не переставая мучался всё тем же: он видел серую
стену своей камеры, слышал звуки острога — гул под собой в общей камере, шаги часового по
коридору, стук часов и вместе с [тем] видел ее — с ее кротким взглядом, который победил его еще при встрече на улице, и худой, морщинистой шеей, которую он перерезал, и слышал ее умильный, жалостный, шепелявый голос: «Чужие души и свою губишь.
Коридор этот, как и во многих старинных церквах, был почти темный, но с живописью на
стенах из ветхого завета.
Повернув в
коридор, шагая через ноги спящих солдат, которые лежали вдоль всей
стены батареи, они наконец пришли на перевязочный пункт.
Здесь по каждому отделу свой особый кабинет по обе стороны
коридора, затем большой кабинет редактора и огромная редакционная приемная, где перед громадными, во все
стены, библиотечными шкафами стоял двухсаженный зеленый стол, на одном конце которого заседал уже начавший стариться фельетонист А.П. Лукин, у окна — неизменный А.Е. Крепов, а у другого секретарь редакции, молодой брюнет в очках, В.А. Розенберг принимал посетителей.
Пока в
коридоре травили гейшу, пламенная недотыкомка, прыгая по люстрам, смеялась и навязчиво подсказывала Передонову, что надо зажечь спичку и напустить ее, недотыкомку огненную, но не свободную, на эти тусклые, грязные
стены, и тогда, насытясь истреолением, пожрав это здание, где совершаются такие страшные и непонятные дела, она оставит Передонова в покое.
Передонов зашел, в глухой угол
коридора и прижался к
стене.
Прошло минут пятнадцать, как, несколько успокоясь, я представил эту возможность. Вдруг шум, слышный на расстоянии
коридора, словно бы за
стеной, перешел в
коридор. Все или почти все вышли оттуда, возясь около моей двери с угрожающими и беспокойными криками. Было слышно каждое слово.
Помнится, впрочем, что я всю жизнь по этому
коридору ходил и всё старался, как бы лбом
стену прошибить.
Весёлое солнце весны ласково смотрело в окна, но жёлтые
стены больницы казались ещё желтее. При свете солнца на штукатурке выступали какие-то пятна, трещины. Двое больных, сидя на койке, играли в карты, молча шлёпая ими. Высокий, худой мужчина бесшумно расхаживал по палате, низко опустив забинтованную голову. Было тихо, хотя откуда-то доносился удушливый кашель, а в
коридоре шаркали туфли больных. Жёлтое лицо Якова было безжизненно, глаза его смотрели тоскливо.
Они стояли в полутёмном углу
коридора, у окна, стёкла которого были закрашены жёлтой краской, и здесь, плотно прижавшись к
стене, горячо говорили, на лету ловя мысли друг друга.
Недавно я вновь сделал подземную прогулку и не мог узнать Неглинного канала: теперь это громадный трехверстный
коридор, с оштукатуренным потолком и
стенами и с выстланным тесаным камнем дном. Всюду можно идти во весь рост и, подняв руку, нельзя достать верхнего свода. От старого остался только тот же непроглядный мрак, зловоние и пронизывающий до костей могильный холод…
У первого окна, ближе к авансцене, высокое кресло и столик, на нем раскрытая старинная книга и колокольчик; в глубине, в правом углу, двустворчатая дверь в большую переднюю; в левом — дверь в комнату Мурзавецкого; между дверями печь; на левой стороне, в углу, дверь в
коридор, ведущий во внутренние комнаты; ближе к авансцене двери в гостиную; между дверями придвинут к
стене большой обеденный стол.
Бегушев глаз с него не спускал и очень хорошо видел, как Перехватов умышленно держал голову выше обыкновенного, как он наслаждался тем, что сторожа и фельдшера при его проходе по
коридору вытягивались в струнку, а сиделки робко прижимались к
стене.
Мы прошли
коридор до половины и повернули в проход, где за
стеной, помеченная линией круглых световых отверстий, была винтовая лестница.
Я помнил и провел его в
коридор, второй дверью налево. Здесь, к моему восхищению, повторилось то же, что у Дюрока: потянув шнур, висевший у
стены, сбоку стола, мы увидели, как откинулась в простенке меж окон металлическая доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были вино, посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я выпил полный стакан вина и, отделавшись таким образом от стеснения, стал есть, будучи почти пьян.
Немедленно, не останавливая вращения, клетка поползла вверх, и я был вознесен высоко по винтовой линии, где моя тюрьма остановилась, продолжая вертеться в
стене с ровно таким же количеством простенков и
коридоров.
Я кружился, описывая замкнутую черту внутри обширной трубы, полной
стен и отверстий, правильно сменяющих одно другое, и так быстро, что не решался выскочить в какой-нибудь из беспощадно исчезающих
коридоров, которые, явясь на момент вровень с клеткой, исчезали, как исчезали, в свою очередь, разделяющие их глухие
стены.
Стена шкапа бесшумно отступила назад, напугав меня меньше, однако, чем только что слышанный разговор, и я скользнул на блеск узкого, длинного, как квартал,
коридора, озаренного электричеством, где было, по крайней мере, куда бежать.
С неистовым восторгом повел я обеими руками тяжелый вырез
стены на прежнее место, но он пошел, как на роликах, и так как он был размером точно в разрез
коридора, то не осталось никакой щели.
Вообще ветхость университетских построек, мрачность
коридоров, копоть
стен, недостаток света, унылый вид ступеней, вешалок и скамей в истории русского пессимизма занимают одно из первых мест на ряду причин предрасполагающих…
Затем колыхались тени в
коридоре, шмыгали сиделки, и я видел, как по
стене прокралась растрепанная мужская фигура и издала сухой вопль. Но его удалили. И стихло.
Тут я вспомнил все… холодные
коридоры… пустые, масляной краской выкрашенные
стены… и я ползу, как собака с перебитой ногой… чего-то жду… Чего? Горячей ванны?.. Укольчика в 0,005 морфия? Дозы, от которой, правда, не умирают… но только… а вся тоска остается, лежит бременем, как и лежала… Пустые ночи, рубашку, которую я изорвал на себе, умоляя, чтобы меня выпустили?..
Беккер, раздосадованный во время представленья тем, что его публика не вызвала, возвращался во внутренний
коридор; увидев щенка в руках Пети, он вырвал его и носком башмака бросил в сторону; щенок ударился головкой в соседнюю
стену и тут же упал, вытянув лапки.
Во внутреннем
коридоре только слабым светом горит ночник, прицепленный к
стене под обручами, обтянутыми бумажными цветами. Он освещает на полу тюфяк, который расстилается для акробатов, когда они прыгают с высоты: на тюфяке лежит ребенок с переломленными ребрами и разбитою грудью.
У основания их, вдоль закругленных
коридоров, громоздились сложенные декорации, расписные барьеры и табуреты, лестницы, носилки с тюфяками и коврами, свертки цветных флагов; при свете газа четко обрисовывались висевшие на
стенах обручи, перевитые яркими бумажными цветами или заклеенные тонкой китайской бумагой; подле сверкал длинный золоченый шест и выделялась голубая, шитая блестками, занавеска, украшавшая подпорку во время танцевания на канате.
Сколько раз потом, за все семь лет гимназической жизни, видел он и эти коричневые с розовым
стены, и плац с чахлой травой, вытоптанной многочисленными ногами, и длинные, узкие
коридоры, и чугунную лестницу, — и так привык к ним, что они сделались как бы частью его самого…