В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: — Врешь, в моем дому
Похуже твоего!
Мне
старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
А младший зять все нож берет,
Того гляди убьет, убьет!..
«Какова! — думаю, — значит, она своего упорства не оставляет, — она таки хочет женить брата на Машеньке… Ну пусть их делают, как знают, и пусть их Машенькин отец надует, как он надул своих
старших зятьев. Да даже еще и более, потому что те сами жохи, а мой брат — воплощенная честность и деликатность. Тем лучше, — пусть он их надует — и брата и мою жену. Пусть она обожжется на первом уроке, как людей сватать!»
Неточные совпадения
Ребята все равно тебе не милы —
И всех ласкай равно; да на досуге
Присматривай, который побогаче,
Да сам — большой, без
старших, бессемейный.
А высмотришь, так замуж норови,
Да так веди, чтоб Бобылю Бакуле
На хле́бах жить, в чести у
зятя.
Навстречу ему поднялся и вышел его
зять, Иван Александрович Мажанов, муж его
старшей сестры, Сони.
Жена Долинского живет на Арбате в собственном двухэтажном доме и держит в руках своего седого благодетеля. Викторинушку выдали замуж за вдового квартального. Она пожила год с мужем, овдовела и снова вышла за молодого врача больницы, учрежденной каким-то «человеколюбивым обществом», которое матроска без всякой задней мысли называет обыкновенно «самолюбивым обществом». Сама же матроска состоит у
старшей дочери в ключницах; зять-лекарь не пускает ее к себе на порог.
— Будет вам орать, — ворчит Артамонов
старший, но Яков видит в тусклых глазах отца искорки удовольствия, старику приятно видеть, как ссорятся
зять и племянник, он усмехается, когда слышит раздражённый визг Татьяны, усмехается, когда мать робко просит...
Только этак-ту она Абрамова
старшего сына сманила к себе, потом
зятя Спиридонихи, да много еще кой-кого.
Павел хотел было отказаться, но ему жаль стало сестры, и он снова сел на прежнее место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой
старший сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла, подошел к матери и положил к ней головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него
зятем: ребенок был действительно хорош собою.
Маша, дочь ее, нянчилась с меньшим,
старшие, мальчик и девочка, были в школе. Сам
зять не спал ночь и теперь заснул. Прасковья Михайловна долго не спала вчера, стараясь смягчить гнев дочери на мужа.
— Я совсем не о том говорю. Машенька действительно превосходная девушка, а отец ее, выдавая замуж двух
старших ее сестер, обоих
зятьев обманул и ничего не дал, — и Маше ничего не даст.
Только что заневестилась
старшая, молодежь стала на нее заглядываться, стала она заглядываться и на младшую, а старые люди, любуясь на сестриц-красавиц, Зиновью Алексеичу говаривали: «Красен, братец, дочками — умей
зятьев подобрать, а выбрать будет из кого, свахи все пороги у тебя обобьют».
— У Вареньки, у сестры вашей, четверо детей, — рассказывала она, — вот эта, Катя, самая
старшая, и бог его знает, от какой причины,
зять отец Иван захворал, это, и помер дня за три до Успенья. И Варенька моя теперь хоть по миру ступай.