Неточные совпадения
И скоро звонкий голос Оли
В семействе Лариных умолк.
Улан, своей невольник доли,
Был должен ехать с нею в полк.
Слезами горько обливаясь,
Старушка, с дочерью прощаясь,
Казалось, чуть жива была,
Но Таня плакать не могла;
Лишь смертной бледностью покрылось
Ее печальное лицо.
Когда все
вышли на крыльцо,
И всё, прощаясь, суетилось
Вокруг кареты молодых,
Татьяна проводила их.
Старушка хотела что-то сказать, но вдруг остановилась, закрыла лицо платком и, махнув рукою,
вышла из комнаты. У меня немного защемило в сердце, когда я увидал это движение; но нетерпение ехать было сильнее этого чувства, и я продолжал совершенно равнодушно слушать разговор отца с матушкой. Они говорили о вещах, которые заметно не интересовали ни того, ни другого: что нужно купить для дома? что сказать княжне Sophie и madame Julie? и хороша ли будет дорога?
Я подошел к лавочке, где были ситцы и платки, и накупил всем нашим девушкам по платью, кому розовое, кому голубое, а
старушкам по малиновому головному платку; и каждый раз, что я опускал руку в карман, чтобы заплатить деньги, — мой неразменный рубль все был на своем месте. Потом я купил для ключницыной дочки, которая должна была
выйти замуж, две сердоликовые запонки и, признаться, сробел; но бабушка по-прежнему смотрела хорошо, и мой рубль после этой покупки благополучно оказался в моем кармане.
Самгин обрадовался, даже хотел окрикнуть ее, но из ворот веселого домика
вышел бородатый, рыжий человек, бережно неся под мышкой маленький гроб, за ним, нелепо подпрыгивая, выкатилась темная, толстая
старушка, маленький, круглый гимназист с головой, как резиновый мяч; остролицый солдат, закрывая ворота, крикнул извозчику...
На эстраду мелкими шагами, покачиваясь,
вышла кривобокая
старушка, одетая в темный ситец, повязанная пестреньким, заношенным платком, смешная, добренькая ведьма, слепленная из морщин и складок, с тряпичным, круглым лицом и улыбчивыми, детскими глазами.
В дом прошли через кухню, — у плиты суетилась маленькая, толстая
старушка с быстрыми, очень светлыми глазами на темном лице;
вышли в зал, сыроватый и сумрачный, хотя его освещали два огромных окна и дверь, открытая на террасу.
Даже для Федосовой он с трудом находил те большие слова, которыми надеялся рассказать о ней, а когда произносил эти слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки
выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление на выставке всероссийского труда вызвала у него кривобокая
старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных с молодым человеком, который оставил в памяти его только виноватую улыбку.
— Здравствуйте, Татьяна Марковна, здравствуйте, Марфа Васильевна! — заговорил он, целуя руку у
старушки, потом у Марфеньки, хотя Марфенька отдернула свою, но
вышло так, что он успел дать летучий поцелуй. — Опять нельзя — какие вы!.. — сказал он. — Вот я принес вам…
Из одной двери
вышла старушка-сиделка и за нею Маслова.
Вслед за
старушкой из двери залы гражданского отделения, сияя пластроном широко раскрытого жилета и самодовольным лицом, быстро
вышел тот самый знаменитый адвокат, который сделал так, что
старушка с цветами осталась не при чем, а делец, давший ему 10 тысяч рублей, получил больше 100 тысяч. Все глаза обратились на адвоката, и он чувствовал это и всей наружностью своей как бы говорил: «не нужно никих выражений преданности», и быстро прошел мимо всех.
В сделанный перерыв из этой залы
вышла та самая
старушка, у которой гениальный адвокат сумел отнять ее имущество в пользу дельца, не имевшего на это имущество никакого права, — это знали и судьи, а тем более истец и его адвокат; но придуманный ими ход был такой, что нельзя было не отнять имущество у
старушки и не отдать его дельцу.
Надежда Васильевна провела отца в заднюю половину флигелька, где она занимала две крошечных комнатки; в одной жила сама с Маней, а в другой Павла Ивановна.
Старушка узнала по голосу Василия Назарыча и другим ходом
вышла в сени, чтобы не помешать первым минутам этого свидания.
Такие барышни терпеливо дожидаются своих женихов, потом, повинуясь родительской воле, с расчетом
выходят замуж, выводят дюжину краснощеких ребят, постепенно превращаются сначала в приличных и даже строгих дам, а потом в тех добрейших, милых
старушек, которые выращивают внуков и правнуков и терпеливо доживают до восьмого десятка.
Федор Михеич тотчас положил скрипку на окно, поклонился сперва мне, как гостю, потом
старушке, потом Радилову и
вышел вон.
Он поспешно вошел в церковь: священник
выходил из алтаря; дьячок гасил свечи, две
старушки молились еще в углу; но Дуни в церкви не было.
В шалаше, из которого
вышла старуха, за перегородкою раненый Дубровский лежал на походной кровати. Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми коврами, в углу находился женский серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в руке открытую книгу, но глаза его были закрыты. И
старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он, или только задумался.
За неимением другого, тут есть наследство примера, наследство фибрина. Каждый начинает сам и знает, что придет время и его выпроводит
старушка бабушка по стоптанной каменной лестнице, — бабушка, принявшая своими руками в жизнь три поколения, мывшая их в маленькой ванне и отпускавшая их с полною надеждой; он знает, что гордая
старушка уверена и в нем, уверена, что и из него
выйдет что-нибудь… и
выйдет непременно!
Около получаса ходили мы взад и вперед по переулку, прежде чем
вышла, торопясь и оглядываясь, небольшая худенькая
старушка, та самая бойкая горничная, которая в 1812 году у французских солдат просила для меня «манже»; с детства мы звали ее Костенькой.
Старушка взяла меня обеими руками за лицо и расцеловала.
Между тем обед кончился. Григорий Григорьевич отправился в свою комнату, по обыкновению, немножко всхрапнуть; а гости пошли вслед за
старушкою хозяйкою и барышнями в гостиную, где тот самый стол, на котором оставили они,
выходя обедать, водку, как бы превращением каким, покрылся блюдечками с вареньем разных сортов и блюдами с арбузами, вишнями и дынями.
Наконец хозяйка с тетушкою и чернявою барышнею возвратились. Поговоривши еще немного, Василиса Кашпоровна распростилась с
старушкою и барышнями, несмотря на все приглашения остаться ночевать.
Старушка и барышни
вышли на крыльцо проводить гостей и долго еще кланялись выглядывавшим из брички тетушке и племяннику.
Старушка с барышнями
вышла встретить гостей в столовую.
Малыгинский дом волновался. Харитон Артемьич даже не был пьян и принял гостей с озабоченною солидностью. Потом
вышла сама Анфуса Гавриловна, тоже встревоженная и какая-то несчастная. Доктор понимал, как
старушке тяжело было видеть в своем доме Прасковью Ивановну, и ему сделалось совестно. Последнее чувство еще усилилось, когда к гостям
вышла Агния, сделавшаяся еще некрасивее от волнения. Она так неловко поклонилась и все время старалась не смотреть на жениха.
В ту же осень Эвелина объявила старикам Яскульским свое неизменное решение
выйти за слепого «из усадьбы».
Старушка мать заплакала, а отец, помолившись перед иконами, объявил, что, по его мнению, именно такова воля божия относительно данного случая.
Протока сделала еще один поворот вправо, и вдруг перед нами совсем близко появилась небольшая юрточка из корья. Из нее
вышла маленькая сморщенная
старушка с длинной трубкой.
Как сейчас вижу маленькую юрточку на берегу запорошенной снегом протоки. Около юрточки стоят две туземные женщины —
старушки с длинными трубками. Они
вышли нас провожать. Отойдя немного, я оглянулся.
Старушки стояли на том же месте. Я помахал им шапкой, они ответили руками. На повороте протоки я повернулся и послал им последнее прости.
В это время из юрты
вышла другая
старушка еще меньше ростом, еще более сморщенная, с еще более длинной трубкой.
За ними
вышла тощая, желтая тетка их, в черном платке, и наконец показалась бабушка семейства, старенькая
старушка в очках.
На этот раз не только не отворили у Рогожина, но не отворилась даже и дверь в квартиру
старушки. Князь сошел к дворнику и насилу отыскал его на дворе; дворник был чем-то занят и едва отвечал, едва даже глядел, но все-таки объявил положительно, что Парфен Семенович «
вышел с самого раннего утра, уехал в Павловск и домой сегодня не будет».
— А тому назначается, — возразила она, — кто никогда не сплетничает, не хитрит и не сочиняет, если только есть на свете такой человек. Федю я знаю хорошо; он только тем и виноват, что баловал жену. Ну, да и женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного никогда не
выходит, — прибавила
старушка, косвенно взглянув на Марью Дмитриевну и вставая. — А ты теперь, мой батюшка, на ком угодно зубки точи, хоть на мне; я уйду, мешать не буду. — И Марфа Тимофеевна удалилась.
— Приказала баушка Лукерья долго жить, — заметил он, здороваясь с Марьей. — Главная причина — без покаяния
старушка окончание приняла. Весьма жаль… А промежду протчим, очень древняя
старушка была, пора костям и на покой, кабы только по всей форме это самое дело
вышло.
— Это точно-с. Все мы люди-человеки, Марья Родивоновна, и все мы помрем… Сказывают,
старушка на сундучке так и сгорела? Ах, неправильно это
вышло…
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ
выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил
старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от молитвы? Он почти не обратил внимания на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и на другой день встретил меня стихами...
Дети с бабушкой, вероятно, в конце июля отправятся. Разрешение детям уже
вышло, но идет переписка о
старушке. Кажется, мудрено
старушку здесь остановить. В Туринске на эту семью много легло горя…
В Одессе у него оставались
старушка мать и горбатая сестра, и он неуклонно
высылал им то большие, то маленькие суммы денег, не регулярно, но довольно часто, почти из всех городов: от Курска до Одессы и от Варшавы до Самары.
По просухе перебывали у нас в гостях все соседи, большею частью родные нам. Приезжали также и Чичаговы, только без
старушки Мертваго; разумеется, мать была им очень рада и большую часть времени проводила в откровенных, задушевных разговорах наедине с Катериной Борисовной, даже меня
высылала. Я мельком вслушался раза два в ее слова и догадался, что она жаловалась на свое положение, что она была недовольна своей жизнью в Багрове: эта мысль постоянно смущала и огорчала меня.
Сначала я пошел к старикам. Оба они хворали. Анна Андреевна была совсем больная; Николай Сергеич сидел у себя в кабинете. Он слышал, что я пришел, но я знал, что по обыкновению своему он
выйдет не раньше, как через четверть часа, чтоб дать нам наговориться. Я не хотел очень расстраивать Анну Андреевну и потому смягчал по возможности мой рассказ о вчерашнем вечере, но высказал правду; к удивлению моему,
старушка хоть и огорчилась, но как-то без удивления приняла известие о возможности разрыва.
— Иди, иди, батюшка, непременно иди, — захлопотала
старушка, — вот только он
выйдет, ты чайку выпей…
— А-а! —
Старушка многозначительно повела бровями. — Так, так, так… То-то, я думаю… Значит, вы,
выходит, сынок Сергея Петровича Шишкина?
— Удивительно, какая еще грубость нравов! — произнес он,
выходя с Калиновичем. — Один бьет старушку-мать, а другому не то больно, что жена убежала, а то, что она перину увезла… И со всем этим надобно как-нибудь ладить.
Один из самых наипочтеннейших старичков поднял свою
старушку, и оба
вышли из залы под провожавшими их тревожными взглядами публики.
Точно гора с плеч свалилась у адмиральши. Дальше бы, чего доброго, у нее и характера недостало выдержать. Спустя немного после ухода Ченцова, Людмила
вышла к адмиральше и, сев около нее, склонила на плечо
старушки свою бедную голову; Юлия Матвеевна принялась целовать дочь в темя. Людмила потихоньку плакала.
— Ах, Петька, Петька! — говорил он, — дурной ты сын! нехороший! Ведь вот что набедокурил… ах-ах-ах! И что бы, кажется, жить потихоньку да полегоньку, смирненько да ладненько, с папкой да бабушкой-старушкой — так нет! Фу-ты! ну-ты! У нас свой царь в голове есть! своим умом проживем! Вот и ум твой! Ах, горе какое
вышло!
Это пришел Туберозов. Варнаве в его сарае слышно, как под крепко ступающими ногами большого протопопа гнутся и скрипят ступени ветхого крыльца; слышны приветствия и благожелания, которые он выражает Серболовой и
старушке Препотенской. Варнава, однако, все еще не
выходит и не обнаруживает, что такое он намерен устроить?
Эта тяжелая и совершенно неожиданная сцена взволновала всех при ней присутствовавших, кроме одного Препотенского. Учитель оставался совершенно спокойным и ел с не покидавшим его никогда аппетитом. Серболова встала из-за стола и
вышла вслед за убежавшей
старушкой. Дарьянов видел, как просвирня обняла Александру Ивановну. Он поднялся и затворил дверь в комнату, где были женщины, а сам стал у окна.
На сизой каланче мотается фигура доглядчика в розовой рубахе без пояса, слышно, как он, позёвывая, мычит, а высоко в небе над каланчой реет коршун — падает на землю голодный клёкот. Звенят стрижи, в поле играет на свирели дурашливый пастух Никодим. В монастыре благовестят к вечерней службе — из ворот домов, согнувшись,
выходят серые
старушки, крестятся и, качаясь, идут вдоль заборов.
Наконец, старик и старуха решились рассказать барыне всё и, улучив время, когда Прасковья Ивановна была одна, вошли к ней оба; но только вырвалось у
старушки имя Михайла Максимовича, как Прасковья Ивановна до того разгневалась, что
вышла из себя; она сказала своей няне, что если она когда-нибудь разинет рот о барине, то более никогда ее не увидит и будет сослана на вечное житье в Парашино.
Скучно и пусто сделалось
старушке в Белом Поле; бывало, все же в неделю раз-другой приедет Вольдемар, она так привыкла слышать издали, еще с горы, бубенчики и
выходить к нему навстречу на тот балкон, на котором она некогда ждала его, загорелого отрока с светлым лицом.
И вот не успел я
выйти на свои поиски, как вижу, передо мною вдруг стала какая-то
старушка.
Мужественное лицо старого рыбака было красно-багрового цвета, как будто он только что
вышел из бани, где парился через меру. Черты его исчезали посреди опухлости, которая особенно резко проступала вокруг глаз, оттененных мрачно нависнувшими бровями.
Старушка заметила с удивлением, что в эти три дня муж ее поседел совершенно.
— Да ты мне только скажи, болезная, на ушко шепни — шепни на ушко, с чего
вышло такое? — приставала
старушка, поправляя то и дело головной платок, который от суеты и быстрых движений поминутно сваливался ей на глаза. — Ты, болезная, не убивайся так-то, скажи только… на ушко шепни… А-и! А-и! Христос с тобой!.. С мужем, что ли,
вышло у вас что неладно?.. И то, вишь, он беспутный какой! Плюнь ты на него, касатка! Что крушить-то себя понапрасну? Полно… Погоди, вот старик придет: он ему даст!..