Неточные совпадения
И если вспомнить, что все это совершается на маленькой
планете, затерянной в безграничии вселенной, среди тысяч грандиозных созвездий, среди миллионов
планет, в сравнении
с которыми земля, быть может, единственная пылинка, где родился и живет человек, существо, которому отведено только пять-шесть десятков лет жизни…
И на Выборгской стороне, в доме вдовы Пшеницыной, хотя дни и ночи текут мирно, не внося буйных и внезапных перемен в однообразную жизнь, хотя четыре времени года повторили свои отправления, как в прошедшем году, но жизнь все-таки не останавливалась, все менялась в своих явлениях, но менялась
с такою медленною постепенностью,
с какою происходят геологические видоизменения нашей
планеты: там потихоньку осыпается гора, здесь целые века море наносит ил или отступает от берега и образует приращение почвы.
И странно: мне все казалось, что все кругом, даже воздух, которым я дышу, был как будто
с иной
планеты, точно я вдруг очутился на Луне.
Главное то было нестерпимо обидно, что вот он, Митя, стоит над ним со своим неотложным делом, столько пожертвовав, столько бросив, весь измученный, а этот тунеядец, «от которого зависит теперь вся судьба моя, храпит как ни в чем не бывало, точно
с другой
планеты».
Сидит он обыкновенно в таких случаях если не по правую руку губернатора, то и не в далеком от него расстоянии; в начале обеда более придерживается чувства собственного достоинства и, закинувшись назад, но не оборачивая головы, сбоку пускает взор вниз по круглым затылкам и стоячим воротникам гостей; зато к концу стола развеселяется, начинает улыбаться во все стороны (в направлении губернатора он
с начала обеда улыбался), а иногда даже предлагает тост в честь прекрасного пола, украшения нашей
планеты, по его словам.
— Знаете ли что, — сказал он вдруг, как бы удивляясь сам новой мысли, — не только одним разумом нельзя дойти до разумного духа, развивающегося в природе, но не дойдешь до того, чтобы понять природу иначе, как простое, беспрерывное брожение, не имеющее цели, и которое может и продолжаться, и остановиться. А если это так, то вы не докажете и того, что история не оборвется завтра, не погибнет
с родом человеческим,
с планетой.
Я вдруг вспомнил далекий день моего детства. Капитан опять стоял среди комнаты, высокий, седой, красивый в своем одушевлении, и развивал те же соображения о мирах, солнцах,
планетах, «круговращении естества» и пылинке, Навине, который, не зная астрономии, останавливает все мироздание… Я вспомнил также отца
с его уверенностью и смехом…
— Чем труднее задача, тем приятнее победа, — заметил Вершинин. — Вам, Сарматов, как человеку, знакомому
с небесными светилами, нетрудно уже примениться к земным
планетам, около которых приходится теперь вам вращаться наперекор законам небесной механики.
А там, за стеною, буря, там — тучи все чугуннее: пусть! В голове — тесно, буйные — через край — слова, и я вслух вместе
с солнцем лечу куда-то… нет, теперь мы уже знаем куда — и за мною
планеты —
планеты, брызжущие пламенем и населенные огненными, поющими цветами, — и
планеты немые, синие, где разумные камни объединены в организованные общества, —
планеты, достигшие, как наша земля, вершины абсолютного, стопроцентного счастья…
Серебряков(Телегину).
С нездоровьем еще можно мириться, куда ни шло, но чего я не могу переварить, так это строя деревенской жизни. У меня такое чувство, как будто я
с земли свалился на какую-то чужую
планету. Садитесь, господа, прошу вас. Соня!
С человеческой точки зрения, вся эта история поражает своими размерами во времени и пространстве, но в жизни
планеты она, вероятно, прошла так же незаметно, как складывается на нашем лице новая морщина, а на ней садится несколько прыщей.
Нельзя вообразить себе людей, более непохожих между собою, как те, которые сидели
с Домной Осиповной, и те, которые окружали Бегушева: они по нравственному складу как будто бы были существами
с разных
планет, и только граф Хвостиков мог витать между этими
планетами и симпатизировать той и другой.
Истина не нужна была ему, и он не искал ее, его совесть, околдованная пороком и ложью, спала или молчала; он, как чужой или нанятый
с другой
планеты, но участвовал в общей жизни людей, был равнодушен к их страданиям, идеям, религиям, знаниям, исканиям, борьбе, он не сказал людям ни одного доброго слова, не написал ни одной полезной, непошлой строчки, не сделал людям ни на один грош, а только ел их хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную жизнь перед ними и самим собой, всегда старался придавать себе такой вид, как будто он выше и лучше их.
— «Как варят соус тортю?» — «Эй, эй, что у меня в руке?» — «Слушай, моряк, любит ли Тильда Джона?» — «Ваше образование, объясните течение звезд и прочие
планеты!» — Наконец, какая-то замызганная девчонка
с черным, как у воробья, носом, положила меня на обе лопатки, пропищав: «Папочка, не знаешь ты, сколько трижды три?»
Как всегда, был один пестрый, яркий цветами кружок молодых баб и девок центром всего, а вокруг него
с разных сторон, как оторвавшиеся и вращающиеся за ним
планеты и спутники, то девчата, держась рука
с рукой, шурша новым ситцем растегаев, то малые ребята, фыркающие чему-то и бегающие взад и вперед друг за другом, то ребята взрослые, в синих и черных поддевках и картузах и красных рубахах,
с неперестающим плеваньем шелухи семячек, то дворовые или посторонние, издалека поглядывающие на хоровод.
Изливал он елей и возжигал курение Изиде и Озири-су египетским, брату и сестре, соединившимся браком еще во чреве матери своей и зачавшим там бога Гора, и Деркето, рыбообразной богине тирской, и Анубису
с собачьей головой, богу бальзамирования, и вавилонскому Оанну, и Дагону филистимскому, и Арденаго ассирийскому, и Утсабу, идолу ниневийскому, и мрачной Кибелле, и Бэл-Меродоху, покровителю Вавилона — богу
планеты Юпитер, и халдейскому Ору — богу вечного огня, и таинственной Омороге — праматери богов, которую Бэл рассек на две части, создав из них небо и землю, а из головы — людей; и поклонялся царь еще богине Атанаис, в честь которой девушки Финикии, Лидии, Армении и Персии отдавали прохожим свое тело, как священную жертву, на пороге храмов.
Что-то чрезвычайно знакомое, но такое, чего никак нельзя было ухватить, чувствовалось в этих узеньких, зорких, ярко-кофейных глазках
с разрезом наискось, в тревожном изгибе черных бровей, идущих от переносья кверху, в энергичной сухости кожи, крепко обтягивающей мощные скулы, а главное, в общем выражении этого лица — злобного, насмешливого, умного, даже высокомерного, но не человеческого, а скорее звериного, а еще вернее — лица, принадлежащего существу
с другой
планеты.
Кабы не моя
планета — не ушел бы я от нее, пока она сама того не захотела бы или муж не узнал про наши
с ней дела.
Например, мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я жил прежде на луне или на Марсе, и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и бесчестный поступок, какой только можно себе представить, и был там за него поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представить лишь разве иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, я продолжал бы сохранять сознание о том, что сделал на другой
планете, и, кроме того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то, смотря
с земли на луну, — было бы мне всё равно или нет?
Не потому известное направление является в известную эпоху, что такой-то гений принес его откуда-то
с другой
планеты; а потому гений выражает известное направление, что элементы его уже выработались в обществе и только выразились и осуществились в одной личности более, чем в других.
С того конца залы — неподвижно как две
планеты — на меня шли глаза.
Ведь для нас все эти люди — существа совершенно
с другой
планеты,
с которыми у нас нет ничего общего, даже в самом понятии о здоровье.
Но и тогда,
Когда на всей
планетеПройдёт вражда племён,
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».
Обитатели земной
планеты находятся еще в таком состоянии нелепости, неразумия, тупости, что каждый день читаешь в газетах рассуждения правителей народов о том,
с кем и как надо соединиться для того, чтобы воевать
с другими народами, сами же народы при этом позволяют своим руководителям располагать ими, как скотом, ведомым на бойню, как будто жизнь каждого человека не есть его личная собственность.
Окончив
с землей, он пустился путешествовать по мирам и носил за собою слушателей, соображал, где какая организация должна быть пригодною для воплощенного там духа, хвалил жизнь на Юпитере, мечтал, как он будет переселяться на
планеты, и представлял это для человека таким высоким блаженством, что Синтянина невольно воскликнула...
— Так, пустое. Не забывайте, что я пришелец
с другой
планеты и только знакомлюсь
с человеком. Так как же мы поступим
с этой
планетой, Магнус?
Вообразите, что я пришелец
с какой-то другой
планеты,
с Марса, например, и теперь хочу самым серьезным образом проделать опыт человека… это очень просто, Магнус!
— Нет, вы действительно пришелец
с какой-то
планеты, Вандергуд!.. А если ваше золото я употреблю на зло?
— Вы большой чудак, Вандергуд!
С этой
планетой? Мы устроим на ней небольшой праздник. Но довольно шуток, я их не люблю. — Он сердито нахмурился и строго, как старый профессор, посмотрел на меня… Манеры этого господина не отличались легковесностью. Когда ему показалось, что я стал достаточно серьезен, он благосклонно кивнул головой и спросил: — Вы знаете, Вандергуд, что вся Европа сейчас в очень тревожном состоянии?
Серебряков.
С нездоровьем еще можно мириться, куда ни шло, но чего я не могу переваривать, так это своего теперешнего настроения. У меня такое чувство, как будто я уже умер или
с земли свалился на какую-то чужую
планету.
— Ну, вот… — Леонид шел, качая в руке винтовку. — В банкирском особняке, где я сейчас живу, попалось мне недавно «Преступление и наказание» Достоевского. Полкниги солдаты повыдрали на цигарки… Стал я читать. Смешно было. «Посмею? Не посмею?» Сидит интеллигентик и копается в душе.
С какой-то совсем другой
планеты человек. Ну, вот сегодня,
с махновцем этим… Ты первого человека в жизни убила?