Неточные совпадения
Всё это вместе произвело на Катавасова неприятное впечатление, и, когда добровольцы
вышли на станцию выпить, Катавасов хотел в разговоре с кем-нибудь поверить свое невыгодное впечатление. Один проезжающий
старичок в военном пальто всё время прислушивался к разговору Катавасова с добровольцами. Оставшись с ним один-на-один, Катавасов обратился к нему.
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым
старичком, которого я видел мельком на бульваре: она
вышла за него для сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как мужа… Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!
— Очень революция, знаете, приучила к необыкновенному. Она, конечно, испугала, но учила, чтоб каждый день приходил с необыкновенным. А теперь вот свелось к тому, что Столыпин все вешает, вешает людей и все быстро отупели.
Старичок Толстой объявил: «Не могу молчать»,
вышло так, что и он хотел бы молчать-то, да уж такое у него положение, что надо говорить, кричать…
— Если б я пожелала
выйти замуж, так мне за сотню — за две тысяч могут продать очень богатого
старичка…
Этим Дронов очень усилил интерес Клима к чистенькому
старичку, и Самгин обрадовался, когда историк,
выйдя одновременно с ним из редакции на улицу, заговорил, вздохнув...
Судебный пристав, румяный, красивый человек, в великолепном мундире, с бумажкой в руке подошел к Фанарину с вопросом, по какому он делу, и, узнав, что по делу Масловой, записал что-то и отошел. В это время дверь шкапа отворилась, и оттуда
вышел патриархального вида
старичок, но уже не в пиджаке, а в обшитом галунами с блестящими бляхами на груди наряде, делавшем его похожим на птицу.
Отыскали покладистых
старичков, те под пьяную руку подмахнули за все общество уставную грамоту, и дело пошло гулять по всем мытарствам. Мастеровые и крестьяне всеми способами старались доказать неправильность составленной уставной грамоты и то, что общество совсем не уполномачивало подписывать ее каких-то сомнительных
старичков. Так дело и тянулось из года в год. Мужики нанимали адвокатов, посылали ходоков, спорили и шумели с мировым посредником, но из этого решительно ничего не
выходило.
— Сбежал от большого стола старичок-то, женихов отец, — рассказывал он. — Бой у них
вышел промежду гостей, ну, оглянулись, а свекра-то и нет. Словно в воду канул…
— Я
старичок, у меня бурачок, а кто меня слушает — дурачок… Хи-хи!.. Ну-ка, отгадайте загадку: сам гол, а рубашка за пазухой. Всею деревней не угадать… Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу, а как зовут — и не знаете. Оно и
выходит, что птица не к рукам…
— Ну, да ведь от иезуита же, все-таки
выходит, что от иезуита! — подхватил
старичок, рассмеявшись при приятном воспоминании. — Вы, кажется, очень религиозны, что так редко встретишь теперь в молодом человеке, — ласково обратился он к князю Льву Николаевичу, слушавшему раскрыв рот и всё еще пораженному;
старичку видимо хотелось разузнать князя ближе; по некоторым причинам он стал очень интересовать его.
— Я не говорю: не ездите… С богом… Только нужно хорошо осмотреть все, сообразить, чтобы потом хуже не
вышло. Побросаете дома, хозяйство, а там все новое придется заводить. Тоже и урожаи не каждый год бывают… Подумать нужно,
старички.
— Ты все про других рассказываешь, родимый мой, — приставал Мосей, разглаживая свою бороду корявою, обожженною рукой. — А нам до себя… Мы тебя своим считаем, самосадским, так, значит, уж ты все обскажи нам, чтобы без сумления. Вот и
старички послушают… Там заводы как хотят, а наша Самосадка допрежь заводов стояла. Прапрадеды жили на Каменке, когда о заводах и слыхом было не слыхать… Наше дело совсем особенное. Родимый мой, ты уж для нас-то постарайся, чтобы воля
вышла нам правильная…
В поэтической душе
старичка, правда, было и нечто маниловское, но это маниловское
выходило как-то так мило, что чувствующему человеку над этим никак нельзя было засмеяться ядовито и злобно.
Другие
старички вздыхали, чесали поясницы и торопливо вскакивали, когда из флигелька
выходил кто-нибудь.
В левом углу зала отворилась высокая дверь, из нее, качаясь,
вышел старичок в очках. На его сером личике тряслись белые редкие баки, верхняя бритая губа завалилась в рот, острые скулы и подбородок опирались на высокий воротник мундира, казалось, что под воротником нет шеи. Его поддерживал сзади под руку высокий молодой человек с фарфоровым лицом, румяным и круглым, а вслед за ними медленно двигались еще трое людей в расшитых золотом мундирах и трое штатских.
Вышел старичок седенький, худенький, оглянул всех: «Во имя отца и сына и святого духа», и начал.
И тут-то этакую гадость гложешь и вдруг вздумаешь: эх, а дома у нас теперь в деревне к празднику уток, мол, и гусей щипят, свиней режут, щи с зашеиной варят жирные-прежирные, и отец Илья, наш священник, добрый-предобрый
старичок, теперь скоро пойдет он Христа славить, и с ним дьяки, попадьи и дьячихи идут, и с семинаристами, и все навеселе, а сам отец Илья много пить не может: в господском доме ему дворецкий рюмочку поднесет; в конторе тоже управитель с нянькой
вышлет попотчует, отец Илья и раскиснет и ползет к нам на дворню, совсем чуть ножки волочит пьяненький: в первой с краю избе еще как-нибудь рюмочку прососет, а там уж более не может и все под ризой в бутылочку сливает.
Пройдя шагов тысячу, стали попадаться люди и женщины, шедшие с корзинками на рынок; бочки, едущие за водой; на перекресток
вышел пирожник; открылась одна калашная, и у Арбатских ворот попался извозчик,
старичок, спавший, покачиваясь, на своих калиберных, облезлых, голубоватеньких и заплатанных дрожках.
Ей хотелось перелить в него свое честолюбие, а он вдруг начал клеить кирку: пастор
выходил говорить проповедь, молящиеся слушали, набожно сложив пред собою руки, одна дама утирала платочком слезы, один
старичок сморкался; под конец звенел органчик, который нарочно был заказан и уже выписан из Швейцарии, несмотря на издержки.
Один из самых наипочтеннейших
старичков поднял свою старушку, и оба
вышли из залы под провожавшими их тревожными взглядами публики.
— Представь себе, Вася, какая случайность, — объяснял Пепко. — Иду по улице и вижу: идет предо мной
старичок и номера у домов читает. Я так сразу и подумал: наверно, провинциал. Обогнал его и оглянулся… А он ко мне. «Извините, говорит, не знаете ли господина Попова?» — «К вашим услугам: Попов»…
Вышло, что Федот, да не тот… Ну, разговорились. Оказалось, что он тебя разыскивает.
— Прежде цвета были разные, кто какие хотел, а потом был
старичок губернатор — тот велел всё в одинаковое, в розовое окрасить, а потом его сменил молодой губернатор, тот приказал сделать всё в одинаковое, в мрачно-серое, а этот нынешний как приехали: «что это, — изволит говорить, — за гадость такая! перекрасить все в одинаковое, в голубое», но только оно по розовому с серым в голубой не
вышло, а выяснилось, как изволите видеть, вот этак под утиное яйцо.
Ахов. Ну, вот то-то же! Я душу-то твою всю насквозь вижу; что на уме-то у тебя, все знаю. Вот и думаешь: «
выйду я за бедного, всю жизнь буду в забвении жить; молодой да богатый меня не возьмет: дай-ка я послушаю умных людей да
выйду за
старичка с деньгами». Так ведь ты рассуждаешь?
— А я и сам не знаю за что! — отвечал
старичок, от слабости садясь на кресло. — Я, знаете, на ба-ле был и какой-то анекдот рас-сказал; а им не понра-ви-лось. Ну и
вышла история!
За этим представлением на сцену появилось другое. К
старичку небольшого роста Субочеву, очевидно достаточно побывавшему в буфете, подступил молодой забавник Бельков, говоря: «Ведь вот видите, как мы все вас уважаем, да и нельзя не уважать, Так как вы в 12-м году достославно исполнили поручение дворянства по сдаче в Москву сапогов для армии. Всё бы хорошо было, но одно
вышло нежадно».
Наскучив бродить вдоль этих бесконечно-длинных зал, Буланин
вышел на плац — большую квадратную лужайку, окруженную с двух сторон валом, а с двух других — сплошной стеной желтой акации. На плацу
старички играли в лапту, другие ходили обнявшись, третьи с вала бросали камни в зеленый от тины пруд, лежавший глаголем шагах в пятидесяти за линией валов; к пруду гимназистам ходить не позволялось, и чтобы следить за этим — на валу во время прогулки торчал дежурный дядька.
— Нет, уж мы вас будем ждать наверное, — перебил его ласково
старичок, крепко пожал ему руку и проворно
вышел, воскликнув у двери в полуоборот, — без церемонии!
— Где шестой? Где шестой? — слабо крикнул он кому-то. Прохожие шарахнулись. Маленькая боковая дверь открылась, и из нее
вышел люстриновый
старичок в синих очках с огромным списком в руках. Глянув на Короткова поверх очков, он улыбнулся, пожевал губами.
— Дары тут же дарятся, — продолжал Сергеич, — как теперича, по молитве это рукобитье совершится,
старички,
выходит, по другому, по третьему стаканчику выпили, дружка сейчас и ведет жениха за занавеску, поначалу молитву читает: «Господи, помилуй нас» — да!
И вдруг-с замечаю я во тьме, к которой глаз мой пригляделся, что из лесу
выходит что-то поначалу совсем безвидное, — не разобрать, зверь или разбойник, но стал приглядываться и различаю, что и не зверь и не разбойник, а очень небольшой
старичок в колпачке, и видно мне даже, что в поясу у него топор заткнут, а на спине большая вязанка дров, и
вышел он на поляночку; подышал, подышал часто воздухом, точно со всех сторон поветрие собирал, и вдруг сбросил на землю вязанку и, точно почуяв человека, идет прямо к моему товарищу.
Старичок-кавалерист тоже был несколько взволнован приездом графа. Он
вышел в свою комнату и заперся в ней. Через четверть часа он явился оттуда в венгерке и голубых панталонах и с смущенно-довольным выражением лица, с которым девушка в первый раз надевает бальное платье, пошел в назначенную для гостей комнату.
— Уж извините, что не роскошно, граф (он чуть было не сказал: ваше сиятельство, — так уж отвык от обращения с важными людьми), домик сестрицы маленький. А вот это сейчас завесим чем-нибудь, и будет хорошо, — прибавил
старичок и под предлогом занавески, но главное, чтоб рассказать поскорее про офицеров, шаркая,
вышел из комнаты.
Из алтаря
вышел, щуря на народ голубые близорукие глаза, второй соборный священник, о. Евгений — маленький, чистенький
старичок, похожий лицом на Николая-угодника, как его пишут на образах. Он был в одной траурной епитрахили поверх черной рясы, и эта простота церковной одежды, и слабая, утомленная походка священника, и его прищуренные глаза трогательно шли к покаянному настроению толпы и к тишине и к темноте собора.
Хватаясь руками за кусты и стволы деревьев, мы с трудом спустились в какой-то ключик и по нему
вышли к устью речки Мафаца, что значит «Почтенный
старичок».
— Да-с — околоточный и хожалый. Доктор уехал, из части взяли… Что же ему за сухота теперь? И крови-то ничего почти не
вышло… В мозг, значит, прямо… Страсти! —
Старичок вздрогнул и перекрестился. — Пожалуйте!.. — показал он рукой вверх.
Оба
вышли на улицу и зашагали к себе домой.
Старичок был нахмурен и сосредоточен, молодой человек сиял и был весел.
Старичок доктор попросил прибывших удалиться, так как малейшее волнение гибельно для труднобольной. Он распорядился послать в больницу за сиделкой, как за новым лицом, не могущим возбудить в больной никаких воспоминаний. Шатов, с опущенной долу головой, последний
вышел из комнаты своей умирающей невесты и, не простившись ни с кем, уехал домой.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый
старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем,
вышел на его стук.
Ждет-пождет. Только двенадцать часов на башне отщелкало, топ-топ,
выходит из-за портьеры дымный
старичок, носом поверху тянет, к миске направление держит.
Но эта ревизия преосвященного Аполлинария, с получением от него «на калачи», оставила, по-видимому, у сельского духовенства довольно сильное впечатление и значительно усугубила «притрепетность», которую совсем не имел таланта возбуждать «
старичок Божий» Филарет Амфитеатров. Узнав, что викарий значительно строже епарха, сельские отцы при следующем новом его объезде подтянулись, и зато описание второго ожидания преосвященного Аполлинария в дневнике отца Фоки
вышло всех живее и интереснее.
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и бóльшая часть почетных гостей и
старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки,
выходили в двери залы.