Неточные совпадения
Одна треть государственных людей,
стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья — были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не
обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Сказав это, он уверенно пошел вперед. Порой он останавливался и усиленно нюхал воздух. Та к прошли мы 50 шагов, потом сто, двести, а обещанной юрты все еще не было видно. Усталые люди начали смеяться над
стариком. Дерсу
обиделся.
— Что, уж и поговорить-то со мной не хочешь! —
обижается старик, — ах, дьявол! именно дьявол!
Вторая жена была взята в своей же Нагорной стороне; она была уже дочерью каторжанки. Зыков лет на двадцать был старше ее, но она сейчас уже выглядела развалиной, а он все еще был молодцом.
Старик почему-то недолюбливал этой второй жены и при каждом удобном случае вспоминал про первую: «Это еще при Марфе Тимофеевне было», или «Покойница Марфа Тимофеевна была большая охотница до заказных блинов». В первое время вторая жена, Устинья Марковна, очень
обижалась этими воспоминаниями и раз отрезала мужу...
Старик ужасно
обиделся, что за ним не послали вчера же, как за о. Сергеем.
Мнительный
старик стал до того чуток и раздражителен, что, отвечай я ему теперь, что шел не к ним, он бы непременно
обиделся и холодно расстался со мной.
К удивлению,
старики не только не
обиделись, но на другой же день, встретив меня на той же площадке, опять возобновили разговор об"увенчании здания". На третий день — тоже, на четвертый — тоже… Наконец судьба-таки растащила нас: их увлекла домой, меня… в Швейцарию!!
Известно, девичье дело, Наташа даже и
обиделась, как это он посмел такие мысли к ней иметь, а отец-то Коробкин даже неприятность сделал
старику.
Двоеточие. Будет! Насмеялись над
стариком…
Обиделся я… Хо-хо!
— Пачему тэбэ дали крест с джигитом на коне, а мэнэ миндал с царским мордам? — очень
обижался старик.
— К вам, мои ближайшие сотрудники и товарищи, обращаю слово. Не осудите, если оно будет носить характер поучения: по летам я
старик, сравнительно с большинством присутствующих, а на
старика за поучение можно и не
обижаться.
Вот тоже Тихон; жестоко
обиделся Пётр Артамонов, увидав, что брат взял дворника к себе после того, как Тихон пропадал где-то больше года и вдруг снова явился, притащив неприятную весть: брат Никита скрылся из монастыря неизвестно куда. Пётр был уверен, что
старик знает, где Никита, и не говорит об этом лишь потому, что любит делать неприятное. Из-за этого человека Артамонов старший крепко поссорился с братом, хотя Алексей и убедительно защищал себя...
Марина (стоит у сарая, плачет и удерживается). Я на свое житье, Никита, не жалюсь. Мое житье — дай бог всякому. Я не жалюсь. Покаялась я тогда
старику моему. Простил он меня. И не попрекает. Я на свою жизнь не
обижаюсь.
Старик смирный и желанный до меня; я его детей одеваю, обмываю. Он меня тоже жалеет. Что ж мне жалиться. Так, видно, бог присудил. А твое житье что ж? В богатстве ты…
— Понимаете вы много… —
обижается обер-кондуктор. — Пять целковых! А вот мы сейчас купца спросим. Господин Малахин, — обращается он к
старику, — как по-вашему: польский это бобер или настоящий?
— Наш
старик как будто
обиделся, — сказал Иван Ильич молчавшему Семену Иванычу.
— Я
старик? —
обиделся Гришуткин. — Какой это негодяй сказал тебе, что я
старик?
Старик не стеснялся выражать свое мнение и в присутствии своего частого гостя, но тот, ввиду намеченной им цели, да и по врожденной трусости, пропускал все это мимо ушей и не
обижался.
Захарий весь вспыхнул от злости,
обидевшись тем, что
старик браковал его лошадь, и резко прервал его...
— Где уж мне понимать… Вы, вишь, умнее
стариков, —
обиделся Степан. — Ну, да ладно… Пожалуйте вниз, да будьте посмелее, поразговорчивее… Утешьте папеньку…
— Но почему же? Ведь я не пойду доносить, —
обиделся старик.
Это и был дядя Алфимыч, он же алхимик, или же, как почтительно произнес половой, Корнилий Потапович. Фамилия его была Алфимов, отчего и происходило первое прозвище «дядя Алфимыч»; кличка «алхимик» была дана
старику, видимо, лишь по созвучию с его фамилией, но это не мешало ему очень на нее
обижаться и долго помнить того, кто при нем решился даже шутя обозвать его так.
Старик не стеснялся выражать это свое мнение и в присутствии своего частого гостя, но тот, ввиду намеченной им цели, да и по врожденной трусости, пропускал все мимо ушей и не
обижался.
— Вам своя фанаберия дорога́, извиниться не хочется, — продолжал штаб-ротмистр, — а нам,
старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там
обижайтесь или нет, а я всегда правду-матку скажу. Нехорошо!