Неточные совпадения
На площади становилось все тише, напряженней. Все головы поднялись вверх, глаза ожидающе смотрели в полукруглое ухо колокольни, откуда были наклонно высунуты три толстые балки с блоками в них и, проходя через блоки,
спускались к земле веревки, привязанные к ушам колокола.
Зарядившись в пивных, студенчество толпами
спускается по бульварам вниз
на Трубную
площадь, с песнями, но уже «Gaudeamus» заменен «Дубинушкой». К ним присоединилось уже несколько белоподкладочников, которые, не желая отставать от товарищей, сбросили свой щегольской наряд дома и в стареньких пальтишках вышагивают по бульварам. Перед «Московскими ведомостями» все останавливаются и орут...
Спускаемся на Самотеку. После блеска новизны чувствуется старая Москва.
На тротуарах и
на площади толпится народ, идут с Сухаревки или стремятся туда. Несут разное старое хоботье: кто носильное тряпье, кто самовар, кто лампу или когда-то дорогую вазу с отбитой ручкой. Вот мешок тащит оборванец, и сквозь дыру просвечивает какое-то синее мясо. Хлюпают по грязи в мокрой одежде, еще не просохшей от дождя. Обоняется прелый запах трущобы.
Спустились к Театральной
площади, «окружили» ее по канату. Проехали Охотный, Моховую. Поднялись в гору по Воздвиженке. У Арбата прогромыхала карета
на высоких рессорах, с гербом
на дверцах. В ней сидела седая дама.
На козлах, рядом с кучером, — выездной лакей с баками, в цилиндре с позументом и в ливрее с большими светлыми пуговицами. А сзади кареты,
на запятках, стояли два бритых лакея в длинных ливреях, тоже в цилиндрах и с галунами.
Разбуженный, он попросился вон из класса, был жестоко осмеян за это, и
на другой день, когда мы, идя в школу,
спустились в овраг
на Сенной
площади, он, остановясь, сказал...
Дети, взявшись за руки, весело побежали к лавкам, а от них
спустились к фабрике, перешли зеленый деревянный мост и бегом понеслись в гору к заводской конторе. Это было громадное каменное здание, с такими же колоннами, как и господский дом.
На площадь оно выступало громадною чугунною лестницей, — широкие ступени тянулись во всю ширину здания.
В двенадцать часов она
на извозчике
спустилась вниз, в старый город, проехала в узенькую улицу, выходящую
на ярмарочную
площадь, и остановилась около довольно грязной чайной, велев извозчику подождать.
В таком прескверном настроении Родион Антоныч миновал главную заводскую
площадь,
на которую выходило своим фасадом «Главное кукарское заводоуправление»,
спустился под гору, где весело бурлила бойкая река Кукарка, и затем, обогнув красную кирпичную стену заводских фабрик, повернул к пруду, в широкую зеленую улицу.
В третьем часу пополудни
площадь уже пуста; кой-где перерезывают ее нехитрые экипажи губернских аристократов, спешащих в собор или же в городской сад, чтобы оттуда поглазеть
на народный праздник. Народ весь
спустился вниз к реке и расселся
на бесчисленное множество лодок, готовых к отплытию вслед за великим угодником.
На берегу разгуливает праздная толпа горожанок, облаченных в лучшие свои одежды.
…Когда наконец, сытый душегубством, он повернул коня и, объехав вокруг
площади, удалился, сам обрызганный кровью и окруженный окровавленным полком своим, вороны, сидевшие
на церковных крестах и
на гребнях кровель, взмахнули одна за другой крыльями и начали
спускаться на груды истерзанных членов и
на трупы, висящие
на виселицах…
Завод
спускался вниз тремя громадными природными
площадями. Во всех направлениях сновали маленькие паровозы. Показываясь
на самой нижней ступени, они с пронзительным свистом летели наверх, исчезали
на несколько секунд в туннелях, откуда вырывались, окутанные белым паром, гремели по мостам и, наконец, точно по воздуху, неслись по каменным эстакадам, чтобы сбросить руду и кокс в самую трубу доменной печи.
Тарантас
спустился с дороги в лощину. Левее,
на пригорке, забелела колокольня. Пошли заборы… Переехали мост и стали подниматься мимо каких-то амбаров, а минут через пять въехали
на площадь, похожую
на поляну, обстроенную обывательскими домиками… Кое-где в окнах уже замелькали огоньки.
Мы
спускались и поднимались, ныряя по ухабам. Тут я почувствовал впервые, что Москва действительно расположена
на холмах, как Рим. Но до Красной
площади златоверхая первопрестольная столица не отзывалась еще, даже
на мой провинциальный взгляд юноши нигде не бывавшего, чем-нибудь особенно столичным. Весь ее пошиб продолжал быть обывательско-купецким.
Обошли кругом. Взвилась в небо ракета… И с кремлевской стены раздался грохот пушки. Несколько минут не простыл воздух от сотрясений меди и пороха… Толпа забродила по
площади, начала кочевать по церквам,
спускаться и подниматься
на Ивана Великого; заслышался гул разговора, как только смолк благовест.
Не таков ли и этот фон Раббек? Таков или не таков, но делать было нечего. Офицеры приоделись, почистились и гурьбою пошли искать помещичий дом.
На площади, около церкви, им сказали, что к господам можно пройти низом — за церковью
спуститься к реке и идти берегом до самого сада, а там аллеи доведут куда нужно, или же верхом — прямо от церкви по дороге, которая в полуверсте от деревни упирается в господские амбары. Офицеры решили идти верхом.
Тяжелое беспокойство овладело им. Он лег, потом встал и поглядел в окно, не едет ли верховой? Но верхового не было. Он опять лег, через полчаса встал и, не выдержав беспокойства, вышел
на улицу и зашагал к церкви.
На площади, около ограды, было темно и пустынно… Какие-то три солдата стояли рядом у самого спуска и молчали. Увидев Рябовича, они встрепенулись и отдали честь. Он откозырял им в ответ и стал
спускаться вниз по знакомой тропинке.
Гречихин пошел машинально тою же дорогой, которой шел час тому назад, дошел до Сенатской
площади, прошел ее и
спустился на лед Невы.
Артиллерия
на рысях выехала из-за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату.
Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась
на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.