Неточные совпадения
Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном
спокойствии говорят нам они, о том великом
спокойствии «равнодушной»
природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…
Очнувшись, со вздохом скажешь себе: ах, если б всегда и везде такова была
природа, так же горяча и так величаво и глубоко покойна! Если б такова была и жизнь!.. Ведь бури, бешеные страсти не норма
природы и жизни, а только переходный момент, беспорядок и зло, процесс творчества, черная работа — для выделки
спокойствия и счастия в лаборатории
природы…
Приказ наступать назавтра обрадовал моих спутников. Все стали суетиться, разбирать имущество и укладывать его по местам. После бури атмосфера пришла в равновесие и во всей
природе воцарилось
спокойствие. Особенно тихими были вечера. Ночи стали прохладными.
Величавая тишина ночи и
спокойствие, царившее во всей
природе, так гармонировали друг с другом.
Природа заранее наделила их
спокойствием, без которого немыслим будничный подвиг жизни, она предусмотрительно смягчила в них личные порывы, запросы личной жизни, подчинив эти порывы и эти запросы господствующей черте характера.
Эта густая зелень, эта дикая, простая
природа — все наполняет душу какой-то тихой радостью и
спокойствием.
Одним словом: Она хотела благоденствия земледельцев; хотела, чтобы, осыпанные изобилием
Природы, среди многочисленных семейств своих, они трудились для наслаждения, и под смиренным кровом сельских хижин, где любит обитать
спокойствие, не завидовали великолепным градским палатам, где часто праздность и скука изнуряет сердце...
Выходит умилительная картина, в которой есть слова:
природа, простота,
спокойствие, счастие, но в которой на деле нет ни
природы, ни простоты, а есть только самодовольное
спокойствие человека, не думающего о счастии других.
Было еще темно, когда удэхеец разбудил меня. В очаге ярко горел огонь, женщина варила утренний завтрак. С той стороны, где спали стрелки и казаки, несся дружный храп. Я не стал их будить и начал осторожно одеваться. Когда мы с удэхейцем вышли из юрты, было уже совсем светло. В
природе царило полное
спокойствие. Воздух был чист и прозрачен. Снежные вершины высоких гор уже озарились золотисторозовыми лучами восходящего солнца, а теневые стороны их еще утопали в фиолетовых и синих тонах. Мир просыпался…
Это было холодное сибирское солнце: оно светило, светило ярко, но не грело. В воздухе стояла какая-то невозмутимая тишина. Ни малейшее дуновение ветерка, ни малейший шепот не нарушали величавого
спокойствия дикой, ледяной
природы.
Стоит только понять раз, что это так, что всякая радость моя, всякая минута
спокойствия при нашем устройстве жизни покупается лишениями и страданиями тысяч, удерживаемых насилием; стоит раз понять это, чтобы понять, что свойственно всей
природе человека, т. е. не одной животной, но и разумной и животной
природе человека; стоит только понять закон Христа во всем его значении, со всеми последствиями его для того, чтобы понять, что не учение Христа несвойственно человеческой
природе, но всё оно только в том и состоит, чтобы откинуть несвойственное человеческой
природе мечтательное учение людей о противлении злу, делающее их жизнь несчастною.