Неточные совпадения
Я потупил
голову; отчаяние мною овладело. Вдруг мысль мелькнула в
голове моей: в чем оная
состояла, читатель увидит
из следующей главы, как говорят старинные романисты.
Мы дошли до китайского квартала, который начинается тотчас после европейского. Он
состоит из огромного ряда лавок с жильем вверху, как и в Сингапуре. Лавки небольшие, с материями, посудой, чаем, фруктами. Тут же помещаются ремесленники, портные, сапожники, кузнецы и прочие. У дверей сверху до полу висят вывески: узенькие, в четверть аршина, лоскутки бумаги с китайскими буквами. Продавцы, все решительно
голые, сидят на прилавках, сложа ноги под себя.
Завтрак
состоял из яичницы, холодной и жесткой солонины,
из горячей и жесткой ветчины. Яичница, ветчина и картинки в деревянных рамах опять напомнили мне наше станции. Тут, впрочем, было богатое собрание птиц, чучелы зверей; особенно мила головка маленького оленя, с козленка величиной; я залюбовался на нее, как на женскую (благодарите, mesdames), да по углам красовались еще рога диких буйволов, огромные, раскидистые, ярко выполированные, напоминавшие тоже
головы, конечно не женские…
У одной только и есть, что
голова, а рот такой, что комар не пролезет; у другой одно брюхо, третья вся
состоит из спины, четвертая в каких-то шипах, у иной глаза посреди тела, в равном расстоянии от хвоста и рта; другую примешь с первого взгляда за кожаный портмоне и т. д.
Одни
из них
состоят из обломков в метр величиною, другие —
из камней с конскую
голову, третьи — с
голову человека.
Хребет, по которому мы теперь шли,
состоял из ряда
голых вершин, подымающихся одна над другою в восходящем порядке. Впереди, в 12 км, перпендикулярно к нему шел другой такой же хребет. В состав последнего с правой стороны входила уже известная нам Тазовская гора. Надо было достигнуть узла, где соединялись оба хребта, и оттуда начать спуск в долину Сандагоу.
Долина Сицы покрыта отличным хвойно-смешанным лесом. Особенности этой долины заключаются в мощных террасах. В обнажениях видно, что террасы эти наносного образования и
состоят из глины, ила и угловатых камней величиной с конскую
голову. Было время, когда какие-то силы создали эти террасы. Затем вдруг наступил покой. Террасы стали зарастать лесом, которому теперь насчитывается более 200 лет.
Наш хозяин был мужчина среднего роста, 45 лет. Карие глаза его глядели умно. Он носил большую бороду и на
голове длинные волосы, обрезанные в кружок. Одежда его
состояла из широкой ситцевой рубахи, слабо подпоясанной тесемчатым пояском, плисовых штанов и сапог с низкими каблуками.
Семья старовера
состояла из его жены и 2 маленьких ребятишек. Женщина была одета в белую кофточку и пестрый сарафан, стянутый выше талии и поддерживаемый на плечах узкими проймами, располагавшимися на спине крестообразно. На
голове у нее был надет платок, завязанный как кокошник. Когда мы вошли, она поклонилась в пояс низко, по-старинному.
Средний кроншнеп весь серо-пестрый и покрыт бледно-коричневыми пятнами или крапинами; на спине и крыльях, особенно на крайней их половине, крапины гораздо крупнее и темно-коричневее, а на шее,
голове и груди мельче, желтоватее и светлее; брюхо почти белое, кроме редких коричневых, весьма красивых копьеобразных пятен; подбой крыльев, идущий около папоротки,
состоит из чисто-белых мелких перышек, и изнанка остальных больших перьев бледно-серая, очень красивая и явственно повторяет узор верхней стороны крыльев.
Первый, самый употребительный,
состоит в том, что без всякой церемонии выкраивают
из черного крестьянского сукна нечто, подобное тетереву, набивают шерстью или сенной трухой,
из красненького суконца нашивают на
голове брови, а по бокам
из белой холстины две полоски и, наконец, натычут в хвост обыкновенных тетеревиных косиц, если они есть: впрочем, дело обходится и без них.
Рябчиков ловят много сильями, которые называются пружки. Весь этот снаряд
состоит из наклоненного сучка, к концу которого прикреплен волосяной силок, а позади повешен пучок рябины или калины, ибо рябчики большие охотники до этих ягод. Ловцы, по большей части чуваши, черемисы и вотяки, запасаются ягодами с осени и продолжают ловлю во всю зиму. Снаряд так устроен, что рябчик не может достать ягод, не просунув
головы сквозь силок и не тронув сторожка, который держит древесный сук в наклоненном положении.
Это был, по-видимому, весьма хилый старик, с лицом совершенно дряблым; на
голове у него совсем почти не оказывалось волос, а потому дома, в одиночестве, Мартын Степаныч обыкновенно носил колпак, а при посторонних и в гостях надевал парик; бакенбарды его
состояли из каких-то седоватых клочков; уши Мартын Степаныч имел большие, торчащие, и особенно правое ухо, что было весьма натурально, ибо Мартын Степаныч всякий раз, когда начинал что-либо соображать или высказывал какую-нибудь тонкую мысль, проводил у себя пальцем за ухом.
— Греки играли в кости, но более любимая их забава была игра коттабос; она представляла не что иное, как весы, к коромыслу которых на обоих концах были привешены маленькие чашечки; под чашечки эти ставили маленькие металлические фигурки. Искусство в этой игре
состояло в том, чтобы играющий
из кубка сумел плеснуть в одну
из чашечек так, чтобы она, опускаясь, ударилась об
голову стоящей под ней фигурки, а потом плеснуть в другую чашечку, чтобы та пересилила прежнюю и ударилась сама в
голову своей фигурки.
Далее двое молодцов тузили друг друга по
голове кулаками. Игра
состояла в том, что кто-де
из нас первый попросит пощады. И ни одному не хотелось просить ее. Уже оба противника побагровели, как две свеклы, но дюжие кулаки не переставали стучать о
головы, словно молоты о наковальни.
Кому в самом деле придет в
голову то, что всё то, что с такой уверенностью и торжественностью повторяется
из века в век всеми этими архидиаконами, епископами, архиепископами, святейшими синодами и папами, что всё это есть гнусная ложь и клевета, взводимая ими на Христа для обеспечения денег, которые им нужны для сладкой жизни на шеях других людей, — ложь и клевета до такой степени очевидная, особенно теперь, что единственная возможность продолжать эту ложь
состоит в том, чтобы запугивать людей своей уверенностью, своей бессовестностью.
Обед был подан на крыльце и
состоял всего
из двух блюд: русских щей и баранины. Зато в винах недостатка не было, и Карнаухов, в качестве хозяина прииска, одолел всех. Ароматов сидел рядом с хозяином, и на его долю перепало много лишних рюмок, так что, когда встали из-за стола, он несколько раз внимательно пощупал свою лысую
голову и скорчил такую гримасу, что все засмеялись.
Она
состоит в том, что поочередно каждому
из участников завязываются глаза платком, завязываются плотно, морским узлом, потом на
голову ему накидывается куртка, и затем двое других игроков, взяв его под руки, водят по всем углам кофейни, несколько раз переворачивают на месте вокруг самого себя, выводят на двор, опять приводят в кофейню и опять водят его между столами, всячески стараясь запутать его.
Ложный спиритуализм в любви есть такая же ошибка эротического суждения, как и
голая чувственность, обнаженная похоть, ибо истинным объектом любви является воплощенный дух или одуховленная плоть [Каббала дает такое объяснение брака: «Все духи и души, раньше чем они отправляются в этот (низший) мир,
состоят из мужской и женской части, которые (наверху) соединены в одно существо.
При появлении русских моряков все встали. Хозяйка, молодая негритянка, сестра Паоло, знаками просила садиться. Она и другие две женщины — ее гостьи — были одеты довольно опрятно: в полосатых ярких юбках и в белых кофтах; на
головах у них были белые повязки, напоминавшие белые чалмы, которые очень шли к их черным лицам. Игроки — муж и гость — были гораздо грязнее, и костюм их
состоял из лохмотьев.
Все участники экспедиции были одеты однообразно. Летняя одежда
состояла из рубах защитного цвета, таких же штанов, поясного ремня, фуражки и трех смен белья. Для защиты от паразитов была заготовлена одна пара дегтярного белья, которая надевалась по очереди, когда это было нужно. Обувь была сшита в Хабаровске по форме орочских унтов. Автор рассчитывал также приобрести их у местного туземного населения. Кроме того, все имели для защиты от комаров: сетки на
головы, нарукавники и нитяные перчатки.
«Австрия есть птица, выкрашенная во сто цветов! — продолжал петь Цвибуш. — Она
состоит из сотни членов. У нее много ног, много крыльев, много желудков, но
голова только одна. Эта
голова — Венгрия. Нападет зверь на птицу, проглотит все члены, но не раскусить ему черепа! Череп плотен, как слоновая кость».
Помню, я, как слепой, не видел ни моря, ни неба, ни даже беседки, в которой сидел, и мне представлялось уже, что весь этот свет
состоит только
из мыслей, которые бродят в моей охмелевшей от вина
голове, и
из невидимой силы, монотонно шумящей где-то внизу.
В десять часов нас повели в церковь — слушать часы и обедню. Уроков не полагалось целую неделю, но никому и в
голову не приходило шалить или дурачиться — все мы были проникнуты сознанием совершающегося в нас таинства. После завтрака Леночка Корсак пришла к нам с тяжелой книгой Ветхого и Нового завета и читала нам до самого обеда. Обед наш
состоял в этот день
из жидких щей со снетками, рыбьих котлет с грибным соусом и оладий с патокой. За обедом сидели мы необычайно тихо, говорили вполголоса.
Большинство этой толпы
состояло из опричников, с не менее зверскими лицами, чем те собачьи
головы, которые, как знаки их должности, вместе с метлами были привязаны к седлам их коней.
Подле него стоял, недоверчиво озираясь, другой человек, постарше, низкорослый, но плотный, с редкой рыжей бородой, с широкой плешью на
голове и с быстрыми маленькими глазами, одетый почти так же, как и его товарищ, исключая разве вооружения, которое у этого
состояло из одного широкого ножа с серебряной рукояткой.
Палата была невелика и
состояла только
из трех кроватей. Одна кровать стояла пустой, другая была занята Пашкой, а на третьей сидел какой-то старик с кислыми глазами, который всё время кашлял и плевал в кружку. С Пашкиной кровати видна была в дверь часть другой палаты с двумя кроватями: на одной спал какой-то очень бледный, тощий человек с каучуковым пузырем на
голове; на другой, расставив руки, сидел мужик с повязанной
головой, очень похожий на бабу.
— Чудные вещи слышу я!.. Чему и кому верить?.. — произнесла Анна Иоанновна, качая
головой; потом взяла бумаги
из рук Эйхлера, читала их про себя, перечитывала и долее всего останавливалась на мнении Волынского, которое
состояло в следующих выражениях: «Один вассал Польши может изъявить свое согласие на вознаграждение, но русский, храня пользы и честь своего отечества, как долг велит истинному сыну его, не даст на сие своего голоса».
Подле него стоял, недоверчиво озираясь, другой человек, постарее, но плотный, с редкой бородою, с широкою плешью на
голове и с быстрыми маленькими глазками, одетый почти так же, как и его товарищ, исключая разве вооружение, которое у этого
состояло из одного широкого ножа с серебряной рукояткою.
На
голове шапки нет, бос и почти что наг, потому что весь убор его
состоит из порток и рубашки: портки
из набойки, изношенные до лепестков; они спускаются только немножечко ниже колен и оканчиваются «бахмарою».