Неточные совпадения
Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не
совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало легче, больной пришел в
память. На другой день повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.
Все хохотали, а Бертольди хранила
совершенное спокойствие; но когда Бычков перевернул бумажку и прочел: «А. Т. Кореневу на
память, Елена Бертольди», Бертольди по женской логике рассердилась на Розанова до последней степени.
Не могу умолчать, что лет через сорок, сделавшись владельцем Парашина, внук Степана Михайловича нашел в крестьянах свежую, благодарную
память об управлении Михайла Максимовича, потому что чувствовали постоянную пользу многих его учреждений; забыли его жестокость, от которой страдали преимущественно дворовые, но помнили уменье отличать правого от виноватого, работящего от ленивого,
совершенное знание крестьянских нужд и всегда готовую помощь.
Совершенная правда! — решал он, неустанно углубляясь и анализируя. — Этот Квазимодо из Т. слишком достаточно был глуп и благороден для того, чтоб влюбиться в любовника своей жены, в которой он в двадцать лет ничего не приметил! Он уважал меня девять лет, чтил
память мою и мои „изречения“ запомнил, — господи, а я-то не ведал ни о чем! Не мог он лгать вчера! Но любил ли он меня вчера, когда изъяснялся в любви и сказал: „поквитаемтесь“? Да, со злобы любил, эта любовь самая сильная…
Теперь, в это последнее мое свидание с бабушкой, она была уж очень стара, но сохраняла в
совершенной свежести свой ум,
память и глаза. Она еще шила.
Мне не раз случалось увидать в
совершенных летах, после долгого промежутка, то место, где в ранней молодости часто гулял, или тот дом, в котором я долго жил; всегда я бывал поражен тем, что находил их миниатюрными в сравнении с теми образами, которые жили в моей
памяти.
— «Февруария десятого, седьмь тысяч триста шестидесятого года, на
память святого священномученика Харалампия, Антоний, инок из беспоповцев, вновь законным чином пострижен бысть в
совершенного инока.
Императора Ивана Антоновича, незадолго перед тем убитого в Шлиссельбурге, выставить было нельзя, ибо всем было известно, что этот несчастный государь, в одиночном с самого младенчества заключении, сделался
совершенным идиотом, неспособным ни к какой деятельности; притом же история покушения Мировича и гибели Ивана Антоновича была хорошо всем известна и свежа в
памяти.
После, по особому к одному из нас доверию, он открыл, что дедушка его «вдвойне началил», то есть призвал к сему деланию еще другого, случившегося тут благоверного христианина, и оба имели в руках концы веревки, «свитые во двое», и держали их «оборучь». И началили Гиезия в угле в сенях, уложив «мордою в войлок, даже до той
совершенной степени, что у него от визгу рот трубкой закостенел и он всей
памяти лишился».
Он пришел в себя лишь у себя в кабинете. Все только что происшедшее и перечувствованное им восстало в его
памяти. Холодный пот выступил у него на лбу, волосы поднялись дыбом. Он только теперь понял весь ужас
совершенного им преступления.
Глеб Алексеевич стал горячо молиться. Не избавления от тяжелого ига жены, жены-убийцы, просил он у Бога. Он просил лишь силы перенести это иго, которое он считал в глубине души справедливым возмездием за
совершенное преступление. Этим преступлением он считал измену
памяти своему кумиру — герцогине Анне Леопольдовне.