Неточные совпадения
Тогда Захаров объяснил ему, зачем он приехал. Дерсу тотчас стал
собираться. Переночевали они в Анучине и наутро отправились обратно. 13 июня я закончил свои работы и распрощался с Хабаровском.
На станции Ипполитовка Захаров и Дерсу прожили четверо суток, затем по моей телеграмме вышли к поезду и сели в наш вагон.
— Цирульники, а республики хотят. И что такое республика? Спроси их, — они и сами хорошенько не скажут. Так, руки зудят.
Соберутся в кучу и галдят. Точь-в-точь у нас
на станции ямщики, как жеребий кидать начнут, кому ехать. Ну, слыханное ли дело без начальства жить!
Я
собрался мигом, но момент отъезда был выбран не совсем удачно. Кёльнский поезд выходил из Парижа вечером; сверху сыпалось что-то похожее
на пашу петербургскую изморозь, туман стлался по бульварам и улицам, и, в довершение всего, платформа железнодорожной
станции была до крайности скудно освещена. Все это, вместе взятое и осложненное перспективами дорожных неудобств, наводило уныние и тоску.
Около странного человека стали
собираться кучки любопытных, сначала мальчики и подростки, шедшие в школы, потом приказчики, потом дэбльтоунские дамы, возвращавшиеся из лавок и с базаров, — одним словом, весь Дэбльтоун, постепенно просыпавшийся и принимавшийся за свои обыденные дела, перебывал
на площадке городского сквера, у железнодорожной
станции, стараясь, конечно, проникнуть в намерения незнакомца…
Последние минуты расставания были особенно тяжелы для нее. По обыкновению, прощание происходило
на первой от города
станции, куда
собрались самые преданные, чтобы проводить в дальнейший путь добрейшего из помпадуров. Закусили, выпили, поплакали; советник Проходимцев даже до того обмочился слезами, что старый помпадур только махнул рукою и сказал...
Прошло времени месяца два; стал Семен с соседями-сторожами знакомиться. Один был старик древний; все сменить его
собирались: едва из будки выбирался. Жена за него и обход делала. Другой будочник, что поближе к
станции, был человек молодой, из себя худой и жилистый. Встретились они с Семеном в первый раз
на полотне, посередине между будками,
на обходе; Семен шапку снял, поклонился.
Толпа этого народа несколько раз
собиралась у
станций Царскосельской железной дороги и ждала государя, а когда государь выходил
на крыльцо, она становилась
на колени и кричала «ура!», вопя в то же время о хлебе и защите.
Жадно ловились все известия из Вашингтона. Солдаты ежедневно ходили
на станции покупать номера «Вестника Маньчжурских Армий». Посредничество Рузвельта принято, уполномоченные России и Японии
собираются съехаться… И вдруг приказ Линевича, в котором он приводит царскую к нему телеграмму: «Твердо надеюсь
на доблестные свои войска, что в конце концов они с помощью божиею одолеют все препятствия и приведут войну к благополучному для России окончанию».
Верст за десять до Красноярска мы увидели
на станции несколько воинских поездов необычного вида. Пьяных не было, везде расхаживали часовые с винтовками;
на вагонах-платформах высовывали свои тонкие дула снаряженные пулеметы и как будто молчаливо выжидали.
На станции собирался шедший из Маньчжурии Красноярский полк; поджидали остальных эшелонов, чтобы тогда всем полком пешим порядком двинуться
на мятежный Красноярск.
С нами в поезде несколько
станций проехал начальник отдела пограничной стражи г.-м. Язвин, инспектировавший свой отдел и делавший
на каждой
станции и каждом разъезде тревогу, по которой как пешие, так и конные пограничные стражники
собирались в одно мгновение.
— Едва ли, так как здание
станции рассчитано
на 30 человек, а
собираются сотни… Впрочем, теперь вы всё это можете проделать
на открытом воздухе… — ответил К. К.
Видимо и они
собираются лишь «по обычаю», без особенной надежды
на седоков, которыми не избаловала их железнодорожная
станция.
Покончив эту операцию, он стал
собираться в дальнейший путь, как вдруг зазвенел почтовый колокольчик, и храп остановившихся под окнами лошадей дал знать о прибытии
на станцию нового проезжего, а вслед затем вошел в комнату пожилой господин в помятой артиллерийской фуражке, закутанный в поношенную енотовую шубу.
Друзья надели шляпы и пошли в таверну, где
собрались их другие товарищи, и всю ночь шло пированье, а
на другой день Пика усадили в почтовую карету и проводили опять до той же
станции, до которой провожали Фебуфиса. Карета умчалась, и Пик под звук почтальонского рожка прокричал друзьям последнее обещание: «писать все и обо всем», но сдержал свое обещание только отчасти, и то в течение очень непродолжительного времени.