Неточные совпадения
— Свежо
на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая
драма! нездорова, невесела, осень
на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя. Вон и птицы уже улетают —
посмотрите, как журавли летят! — говорила она, указывая высоко над Волгой
на кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и
на душе становится уныло… Не правда ли?
«Постараюсь ослепнуть умом, хоть
на каникулы, и быть счастливым! Только ощущать жизнь, а не
смотреть в нее, или
смотреть затем только, чтобы срисовать сюжеты, не дотрогиваясь до них разъедающим, как уксус, анализом… А то горе! Будем же
смотреть, что за сюжеты Бог дал мне? Марфенька, бабушка, Верочка —
на что они годятся: в роман, в
драму или только в идиллию?»
Старик шутя проживал жизнь, всегда смеялся, рассказывал только веселое, даже
на драму в театре
смотрел с улыбкой, любуясь ножкой или лорнируя la gorge [грудь (фр.).] актрисы.
Для того, кто
смотрит на мировую борьбу с точки зрения философии истории, должно быть ясно, что ныне разыгрывается один из актов всемирно-исторической
драмы Востока и Запада.
Смотря на него, мы сначала чувствуем ненависть к этому беспутному деспоту; но, следя за развитием
драмы, все более примиряемся с ним как с человеком и оканчиваем тем, что исполняемся негодованием и жгучею злобой уже не к нему, а за него и за целый мир — к тому дикому, нечеловеческому положению, которое может доводить до такого беспутства даже людей, подобных Лиру.
—
Смотри на Рютли, — шепнул сыну пастор. Дитя было спокойно, но выстрела не раздавалось. «Боже, подкрепи меня!» — молился в душе пастор. А в четырнадцати шагах перед ним происходила другая
драма.
Чтобы ввести читателя в уразумение этой
драмы, мы оставим пока в стороне все тропы и дороги, по которым Ахилла, как американский следопыт, будет выслеживать своего врага, учителя Варнавку, и погрузимся в глубины внутреннего мира самого драматического лица нашей повести — уйдем в мир неведомый и незримый для всех, кто
посмотрит на это лицо и близко и издали.
Печорин только
смотрел свысока
на «поставщиков повестей и сочинителей мещанских
драм»; впрочем, и он писал свои записки.
— Я уверена, что вы хорошо бы сыграли. У вас осанка такая… важная, это для нынешних jeune premier необходимо. Мы с братом собираемся завести здесь театр. Впрочем, мы не одни комедии будем играть, мы всё будем играть —
драмы, балеты и даже трагедии. Чем Маша не Клеопатра или не Федра? Посмотрите-ка
на нее.
Подавленные этой сценой, разыгравшейся поразительно быстро, мы с Коноваловым
смотрели на улицу во тьму и не могли опомниться от плача, рева, ругательств, начальнических окриков, болезненных стонов. Я вспоминал отдельные звуки и с трудом верил, что всё это было наяву. Страшно быстро кончилась эта маленькая, но тяжелая
драма.
Еще все актеры, кончивши великую
драму, полные ею, стояли в каком-то неясном волнении,
смотря с изумлением
на опустевшую сцену их действий — как вдруг начинают им представлять их самих; многим из них это показалось кукольной комедией.
Я очень хорошо понимаю, что при тогдашнем патриотическом настроении Петербурга появление старца Дмитревского в патриотической
драме должно было привесть в восторженное состояние публику; но,
смотря на это дело с художественной стороны, я нисколько не жалею, что не видал этого спектакля.
Обе дамы остро
смотрели на майора, под грубыми словами которого давно слышали огорчавшую его тяжелую
драму.
Такого именно податливого
на слезы старика я нашел в нем в ту зиму, когда с ним лично познакомился
на репетиции моей
драмы «Ребенок», когда мы сидели в креслах рядом и
смотрели на игру воспитанницы Позняковой, которую выпустил Самарин в моей пьесе, взятой им
на свой бенефис.