Неточные совпадения
Перекрестился дед, когда слез долой. Экая чертовщина! что за пропасть, какие с человеком чудеса делаются! Глядь
на руки — все в крови;
посмотрел в стоявшую торчмя
бочку с водою — и лицо также. Обмывшись хорошенько, чтобы не испугать детей, входит он потихоньку в хату;
смотрит: дети пятятся к нему задом и в испуге указывают ему пальцами, говоря: «Дывысь, дывысь, маты, мов дурна, скаче!» [
Смотри,
смотри, мать, как сумасшедшая, скачет! (Прим. Н.В. Гоголя.)]
Рачителиха еще
смотрела крепкою женщиной лет пятидесяти. Она даже не взглянула
на нового гостя и машинально черпнула мерку прямо из открытой
бочки. Только когда Палач с жадностью опрокинул стакан водки в свою пасть, она вгляделась в него и узнала. Не выдавая себя, она торопливо налила сейчас же второй стакан, что заставило Палача покраснеть.
На бочку вливается ведро спирта, и затем,
смотря по свойству выделываемого вина:
на мадеру — столько-то патоки,
на малагу — дегтя,
на рейнвейн — сахарного свинца и т. д.
Зашитые в галуны лакеи, неся за ними их зонтики и турецкие шали,
посматривали спесиво
на проходящих простолюдинов, которые, пробираясь
бочком по краям бульвара, смиренно уступали им дорогу.
Ведь
посмотреть на нынешних красавиц, и смех и жалость: волоски-то взбиты, что войлок, насалены, засыпаны французской мукою, животик перетянут так, что еле не перервется, исподницы напялены
на обручи: в колымагу садятся
бочком; в двери входят — нагибаются.
Натвердившись вдоволь, можно и
на улицу выйти и уже без малейшего волнения
смотреть, как взад и вперед снуют подводы, нагруженные
бочками, бочонками, бутылями и бутылками.
Двор был тесный; всюду, наваливаясь друг
на друга, торчали вкривь и вкось ветхие службы,
на дверях висели — как собачьи головы — большие замки; с выгоревшего
на солнце, вымытого дождями дерева десятками мертвых глаз
смотрели сучки. Один угол двора был до крыш завален
бочками из-под сахара, из их круглых пастей торчала солома — двор был точно яма, куда сбросили обломки отжившего, разрушенного.
Это значило, что выпущенные
на двор животные разыгрались и не хотят идти в хлев. Вздыхая и ругаясь,
на двор выбегало человек пять рабочих, и начиналась — к великому наслаждению хозяина — веселая охота; сначала люди относились к этой дикой гоньбе с удовольствием, видя в ней развлечение, но скоро уже задыхались со зла и усталости; упрямые свиньи, катаясь по двору, как
бочки, то и дело опрокидывали людей, а хозяин
смотрел и, впадая в охотницкое возбуждение, подпрыгивал, топал ногами, свистел и визжал...
Шел толстый, как
бочка, Алексей Максимович Симцов, бывший лесничий, а ныне торговец спичками, чернилами, ваксой, старик лет шестидесяти, в парусиновом пальто и в широкой шляпе, прикрывавшей измятыми полями его толстое и красное лицо с белой густой бородой, из которой
на свет божий весело
смотрел маленький пунцовый нос и блестели слезящиеся циничные глазки. Его прозвали Кубарь — прозвище метко очерчивало его круглую фигуру и речь, похожую
на жужжание.
Но вместо этого, сам не знает уж как, он изо всех ног побежал с плотины и спрятался под густыми яворами, что мочили свои зеленые ветви, как русалки, в темной воде мельничного затора. Тут, под деревьями, было темно, как в
бочке, и мельник был уверен, что никто его не увидит. А у него в это время уж и зуб не попадал
на зуб, а руки и ноги тряслись так, как мельничный рукав во время работы. Однако брала-таки охота
посмотреть, что будет дальше.
Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков —
на толстый обрубок дерева, Мальва —
на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек
бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально
посмотрели друг
на друга.
— А погляди-ка, братец ты мой,
на плечищи,
на ножищи! — продолжал Восьмеркин. — Небось, как бултыхнет этим кулачищем в спинищу своего любезного, так звон пойдет, словно из
бочки… Что, всё еще с Андрюшкой валандаешься?
Смотри мне, Андрюшка, задам я тебе пфеферу. Смейся, смейся… Магистр, а? Формы-то, формы…