Любовь Андреевна. Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить… надо влюбляться! (Сердито.) Да, да! И у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька,
смешной чудак, урод…
— Э, да мы его вышлем, — отрезала Арина Прохоровна, — на нем лица нет, он только вас пугает; побледнел как мертвец! Вам-то чего, скажите пожалуйста,
смешной чудак? Вот комедия!
— Отчего же не можете? Для вас именно в этом-то фарсе и есть прекрасная роль, которую вы отлично сыграете. Это роль Кочкарева — этакого живого,
смешного чудака. В вас самих много живости и развязности: говорите вы вообще громко и резко.
Неточные совпадения
— Ох, ты очень
смешной, ты ужасно
смешной, Аркадий! И знаешь, я, может быть, за то тебя всего больше и любила в этот месяц, что ты вот этакий
чудак. Но ты во многом и дурной
чудак, — это чтоб ты не возгордился. Да знаешь ли, кто еще над тобой смеялся? Мама смеялась, мама со мной вместе: «Экий, шепчем,
чудак, ведь этакий
чудак!» А ты-то сидишь и думаешь в это время, что мы сидим и тебя трепещем.
Справедливость требует прибавить, что отдавать ему долги считалось как-то непринятым, даже
смешным — на то он и слыл
чудаком, полковником Бремом.
— Она — судак! Рыба — судак, пожарный —
чудак. Ай-яй, любят ваша шалтай-балтай язык, ах! Мынога выдумала русска; скушна стала — ещё выдумываит! Язык — верстой, слова — пустой,
смешной чудак-судак!
— То есть ревности, хотите вы сказать? Эх, молодой человек, молодой человек, стыдно вам финтить и лукавить, стыдно не понять, какое горькое горе говорит теперь моими устами. Нет, не в одинаковом мы положении с вами! Я, я, старый,
смешной, вполне безвредный
чудак… а вы!
И интересно, мы теперь совсем не можем знать, что, собственно, будет считаться высоким, важным и что жалким,
смешным. Разве открытие Коперника или, положим, Колумба не казалось в первое время ненужным,
смешным, а какой-нибудь пустой вздор, написанный
чудаком, не казался истиной? И может статься, что наша теперешняя жизнь, с которой мы так миримся, будет со временем казаться странной, неудобной, неумной, недостаточно чистой, быть может, даже грешной…
Странно, что первое
смешное впечатление исчезло, когда началась драматическая часть пьесы: этот
смешной, жалкий
чудак умел вдохнуть жизнь в свое паясничество и добавлял жестом и мимикой то, что не мог передать голосом.
Петр (Еремке). Что ты говоришь а? Ну да! И я то же говорю,
чудак человек! Вместе пойдем! Поскорей, поскорей! (Останавливается.) Ха, ха, ха!
Смешной ты человек! Вот он ножик-то! (Уходит.)
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и
смешной муж знаменитой жены, умный
чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.