Неточные совпадения
Такая рожь богатая
В тот год у нас родилася,
Мы землю не ленясь
Удобрили, ухолили, —
Трудненько было пахарю,
Да весело жнее!
Снопами нагружала я
Телегу со стропилами
И пела, молодцы.
(Телега нагружается
Всегда с веселой песнею,
А сани с горькой думою:
Телега хлеб домой везет,
А сани — на базар!)
Вдруг стоны я услышала:
Ползком ползет Савелий-дед,
Бледнешенек как
смерть:
«Прости, прости, Матренушка! —
И повалился в ноженьки. —
Мой грех — недоглядел...
Как там отец его,
дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при
смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
После
смерти моего
деда отец, ездивший на похороны, привез затейливую печать, на которой была изображена ладья с двумя собачьими головами на носу и корме и с зубчатой башней посредине.
Дед так и прожил «колобком» до самой
смерти, а сын, Михей Зотыч, уже был приписан к заводским людям, наравне с другими детьми.
Она совсем онемела, редко скажет слово кипящим голосом, а то целый день молча лежит в углу и умирает. Что она умирала — это я, конечно, чувствовал, знал, да и
дед слишком часто, назойливо говорил о
смерти, особенно по вечерам, когда на дворе темнело и в окна влезал теплый, как овчина, жирный запах гнили.
Меня и не тянула улица, если на ней было тихо, но когда я слышал веселый ребячий гам, то убегал со двора, не глядя на
дедов запрет. Синяки и ссадины не обижали, но неизменно возмущала жестокость уличных забав, — жестокость, слишком знакомая мне, доводившая до бешенства. Я не мог терпеть, когда ребята стравливали собак или петухов, истязали кошек, гоняли еврейских коз, издевались над пьяными нищими и блаженным Игошей
Смерть в Кармане.
Мне не нравилось, как все они говорят; воспитанный на красивом языке бабушки и
деда, я вначале не понимал такие соединения несоединимых слов, как «ужасно смешно», «до
смерти хочу есть», «страшно весело»; мне казалось, что смешное не может быть ужасным, веселое — не страшно и все люди едят вплоть до дня
смерти.
Через несколько дней после
смерти брата
дед сказал мне...
Туда же после
смерти моего
деда поселился и Китаев.
Кстати! Ельцова, перед свадьбой своей дочери, рассказала ей всю свою жизнь,
смерть своей матери и т. д., вероятно, с поучительною целью. На Веру особенно подействовало то, что она услыхала о
деде, об этом таинственном Ладанове. Не от этого ли она верит в привидения? Странно! сама она такая чистая и светлая, а боится всего мрачного, подземного и верит в него…
— Очнись, государыня, муж твой цел будет, а разве только старого
деда нашего Мароя ветхую кожу станет палач терзать и доброчестное лицо его клеймом обесчестит, но быть тому только разве после моей
смерти! — и с этим словом перекрестился, выступил и пошел.
Ему не нравились эти разговоры ещё и потому, что зачастую они кончались ссорою.
Дед долго говорил о близости своей
смерти. Лёнька сначала слушал его сосредоточенно, пугался представлявшейся ему новизны положения, плакал, но постепенно утомлялся — и не слушал
деда, отдаваясь своим мыслям, а
дед, замечая это, сердился и жаловался, что Лёнька не любит
деда, не ценит его забот, и наконец упрекал Лёньку в желании скорейшего наступления его,
дедовой,
смерти.
Лёнька часто слышал от
деда этот вопрос, ему уже надоело рассуждать о
смерти, он молча отвернулся в сторону, сорвал былинку, положил её в рот и стал медленно жевать.
— Юлико, — насколько возможно спокойно проговорила я, — когда умирала
деда, она не боялась
смерти. Она видела ангелов, пришедших за нею, и дивный престол Господа… Около престола стояли ликующие серафимы, и
деда пошла к ним с охотой, она не плакала… Темный ангел пришел к ней так тихо, что никто его не заметил…
При одной из них я нашел хутор с инвентарем, довольно плохим, скотиной и запашкой, кроме леса-"заказника". Имения эти
дед мой (без всякой надобности) заложил незадолго до своей
смерти, и мне из выкупной ссуды досталась впоследствии очень некрупная сумма.
Кабы не
дед мой Гаврила, он еще в крепостных при отце нашего барина в мальчишках состоял и ввек от господ не уйдет до самой
смерти, так я бы убежала, кажись, отсюда куда глаза глядят, барышня!