Неточные совпадения
Народ русский отвык от
смертных казней: после Мировича, казненного вместо Екатерины II, после Пугачева и его товарищей не было казней; люди умирали под кнутом,
солдат гоняли (вопреки закону) до смерти сквозь строй, но
смертная казнь de jure [юридически (лат.).] не существовала.
Троих первых повели к столбам, привязали, надели на них
смертный костюм (белые, длинные балахоны), а на глаза надвинули им белые колпаки, чтобы не видно было ружей; затем против каждого столба выстроилась команда из нескольких человек
солдат.
Солдат ещё более обуглился, седые волосы на щеках и подбородке торчали, как иглы ежа, и лицо стало сумрачно строгим. Едва мерцали маленькие глаза, залитые
смертною слезою, пальцы правой руки, сложенные в крестное знамение, неподвижно легли на сердце.
«Экой ты какой… ничего с тобой не сообразишь!» — и, обратясь к Патрикею Семенычу, изволили приказать, чтоб отдать их именем управителю приказание послать за этого Грайворону в его село на бедных пятьсот рублей, а в церковь, где он крещен, заказать серебряное паникадило в два пуда весу, с большим яблоком, и чтобы по этому яблоку видная надпись шла, что оно от
солдата Петра Грайворона, который до
смертного часа не покинул в сечи командира своего князя Льва Протозанова.
— Ущити, воевода, честную отецкую дочь! — кричала Охоня. — Твои
солдаты безвинно опростоволосили и надругались над моею дивьей красотой…
Смертным боем хотели убить.
Побег из тюрьмы несомненное преступление.
Солдат, застреливший беглеца, только «исполнил бы свой долг», а преступник понес бы должное наказание… Этим наказанием и была бы импровизированная
смертная казнь…
— Но погоди, — сказал Иван Ильич. — Ведь вы сами при Керенском боролись против
смертной казни, вы Церетели называли палачом. И я помню, я сам читал в газетах твою речь в Могилеве: ты от лица пролетариата заявлял
солдатам, что совесть пролетариата не мирится и никогда не примирится со
смертною казнью. Единственный раз, когда я тебе готов был рукоплескать. И что же теперь?
— Ох, родненькая… Дай-ка мне состава энтого, умора ведь какая… Солдатикам на позиции тошно, тоска
смертная. А тут этакая забава… Уж я за тебя в варшавском соборе рублевую свечу поставлю: окопный
солдат вроде как святой, — тебе это не без пользы будет.
Не помню, кто из двух, Колокольцов или Стасюлевич, в один день летом приехав к нам, рассказал про случившееся у них для военных людей самое ужасное и необыкновенное событие:
солдат ударил по лицу ротного командира, капитана, академика. Стасюлевич особенно горячо, с сочувствием к участи
солдата, которого ожидала, по словам Стасюлевича,
смертная казнь, рассказывал про это и предложил мне быть защитником на военном суде
солдата.
Потеет
солдат. И сплюнуть хочется, и покурить охота
смертная, а в зеркале плечо да полгруди, как на лотке, корнем торчат, вверху рыжим барашком пакля расплывается, — так бы из-под себя табурет выдернул да себя по морде в зеркале и шваркнул… Нипочем нельзя: барыня хочь и не военная, однако обидится, — через адъютанта так ушибет, что и не отдышишься. Упрела, однако ж, и она. Ручки об фартух вытерла, на Бородулина смотрит, усмехается.