Неточные совпадения
Прилетела в дом
Сизым голубем…
Поклонился мне
Свекор-батюшка,
Поклонилася
Мать-свекровушка,
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы не кланяйтесь,
Вы
послушайте.
Что скажу я вам:
Тому кланяться,
Кто сильней меня, —
Кто добрей меня,
Тому славу петь.
Кому славу петь?
Губернаторше!
Доброй душеньке
Александровне!
Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот отец! Вот
послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы человек ее стоил. Так, мой
батюшка, так. Тут лишь только женихов пропускать не надобно. Коль есть в глазах дворянин, малый молодой…
—
Слушаем,
батюшка Петр Петрович! — говорили проученные глуповцы; но про себя думали:"Господи! того гляди, опять город спалит!"
Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и,
слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Иваныча из Саксонии» и т. д., она приговаривала: «Да, мой
батюшка, да».
— Да,
батюшка, теперь она здесь, смотрит на нас,
слушает, может быть, что мы говорим, — заключила Наталья Савишна.
Варвара. Ах ты какой! Да ты
слушай! Дрожит вся, точно ее лихорадка бьет; бледная такая, мечется по дому, точно чего ищет. Глаза, как у помешанной! Давеча утром плакать принялась, так и рыдает.
Батюшки мои! что мне с ней делать?
— Как тебе не грех, Захар Трофимыч, пустяки молоть? Не
слушайте его,
батюшка, — сказала она, — никто и не говорил, и не знает, Христом-Богом…
—
Слушаю,
батюшка, Андрей Иваныч, вот только сапоги почищу, — охотливо говорил Захар.
—
Послушайте,
батюшка, — начал я еще из дверей, — что значит, во-первых, эта записка? Я не допускаю переписки между мною и вами. И почему вы не объявили то, что вам надо, давеча прямо у князя: я был к вашим услугам.
— Дмитрий Федорович,
слушай,
батюшка, — начал, обращаясь к Мите, Михаил Макарович, и все взволнованное лицо его выражало горячее отеческое почти сострадание к несчастному, — я твою Аграфену Александровну отвел вниз сам и передал хозяйским дочерям, и с ней там теперь безотлучно этот старичок Максимов, и я ее уговорил, слышь ты? — уговорил и успокоил, внушил, что тебе надо же оправдаться, так чтоб она не мешала, чтоб не нагоняла на тебя тоски, не то ты можешь смутиться и на себя неправильно показать, понимаешь?
С удивлением, впрочем, осведомился, почему он называет этого торгующего крестьянина Горсткина Лягавым, и разъяснил обязательно Мите, что хоть тот и впрямь Лягавый, но что он и не Лягавый, потому что именем этим жестоко обижается, и что называть его надо непременно Горсткиным, «иначе ничего с ним не совершите, да и
слушать не станет», — заключил
батюшка.
Батюшка слушал внимательно, но посоветовал мало.
…………
Выходила молода
За новые ворота,
За новые, кленовые,
За решетчатые:
— Родной
батюшка грозен
И немилостив ко мне:
Не велит поздно гулять,
С холостым парнем играть,
Я не
слушаю отца,
Распотешу молодца… //………….
В первое же воскресенье церковь была битком набита народом. Съехались
послушать не только прихожане-помещики, но и дальние. И вот, в урочное время, перед концом обедни,
батюшка подошел к поставленному на амвоне аналою и мягким голосом провозгласил...
—
Послушайте,
батюшка, вы ведете громадное хозяйство, у вас накопляется одной ржи до пяти тысяч пудов, я говорю примерно. Вам приходится хлопотать с ее продажей, а тут я приеду, и мы покончим без всяких хлопот. Это я говорю к примеру.
— Вот я тебя! — кричал он, бросая сверху комья мерзлой глины. — Я тебя выучу, как родителя
слушать… То-то наказал Господь-батюшка дурой неотесанной!.. Хоть пополам разорвись…
—
Слушаем,
батюшка, погоняем.
— Да вот в этом же доме, — отвечала старуха, указывая на тот же угрюмо смотрящий дом. — Рада будет моя-то, — продолжала она убеждающим тоном. — Поминали мы с ней про тебя не раз; сбили ведь ее: ох, разум наш, разум наш женский! Зайди,
батюшка, утешь ты меня, старуху, поговори ты с ней! Может, она тебя в чем и
послушает.
Но вряд ли все эти стоны и рыдания ее не были устроены нарочно, только для одного барина; потому что, когда Павел нагнал ее и сказал ей: «Ты скажи же мне, как егерь-то придет!» — «
Слушаю,
батюшка,
слушаю», — отвечала она ему совершенно покойно.
— А вор,
батюшка, говорит: и знать не знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да на меня, мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей, мол, Саввич, бога, мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь,
слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как посмотрю я на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
«
Батюшка, мол, ваше сиятельство, помилосердуйте, что вы это говорите, мне это даже
слушать страшно».
—
Послушайте,
батюшка, — обратился к нему магистр, — сейчас мы будем пить за здоровье вашего вице-губернатора. Нельзя ли его попросить сюда? Он в карты там играет. Можно ведь, я думаю? Он парень хороший.
— Э,
батюшка, да вам нельзя
слушать, коли вы этого не знаете, — сказал Зухин, — я вам дам тетрадки, вы пройдите это к завтраму; а то что ж вам объяснять.
—
Слушаю,
батюшка,
слушаю, да ты уж не опасаешься ли, чтоб она постриглась? Этого не будет,
батюшка. Пройдет годок, поплачет она, конечно; без этого нельзя; как по Дружине Андреиче не поплакать, царствие ему небесное! А там, посмотри, и свадьбу сыграем. Не век же нам,
батюшка, горе отбывать!
— Всякие знаем, батюшка-царь, какие твоя милость
послушать соизволит. Могу сказать тебе о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове, о семи Семионах, о змие Горынище, о гуслях-самогудах, о Добрыне Никитиче, об Акундине…
— Батюшка-царь! — сказал он, — охота тебе
слушать, что мельник говорит! Кабы я знался с ним, стал ли бы я на него показывать?
—
Послушай меня, государь, — продолжала мамка, — берегись этих сказочников; чуется мне, что они недоброе затеяли; берегись их,
батюшка,
послушай меня.
—
Слушай же,
батюшка, уж не любит ли она другого?
—
Батюшка, — кричали ему вслед хозяева, — вернись, родимый,
послушай нашего слова! Несдобровать тебе ночью на этой дороге!
— Награди господь твою княжескую милость! — сказал старик, низко кланяясь. — Только,
батюшка, дозволь еще словцо тебе молвить: теперь уже до поединка-то в церковь не ходи, обедни не
слушай; не то, чего доброго! и наговор-то мой с лезвея соскочит.
— Ну,
батюшка, что тебе до меня? Ты мне расскажи, а я
послушаю!
— Так это вы, — сказал, смеясь, сокольник, — те слепые, что с царем говорили! Бояре еще и теперь вам смеются. Ну, ребята, мы днем потешали батюшку-государя, а вам придется ночью тешить его царскую милость. Сказывают, хочет государь ваших сказок
послушать!
— Ты вот
послушай, что дальше-то, как господь
батюшка распорядился: через этого человека всем православным воля вышла…
—
Батюшки, отцы мои родные, что наделали! — вскрикнул, схватившись за голову, начальник крепости, когда узнал о побеге Хаджи-Мурата. — Голову сняли! Упустили, разбойники! — кричал он,
слушая донесение Мишкина.
Да ты,
батюшка,
слушаешь иль нет?
С радостным изумлением
слушал одушевленные речи своей красавицы жены Алексей Степаныч и думал про себя: «Слава богу, что они с
батюшкой так понравились друг другу: теперь всё будет хорошо».
— И верно,
батюшка: совсем неласковая. Разносолов для вас не держим. Устал — посиди, никто тебя из хаты не гонит. Знаешь, как в пословице говорится: «Приходите к нам на завалинке посидеть, у нашего праздника звона
послушать, а обедать к вам мы и сами догадаемся». Так-то вот…
— Ах,
батюшка, да он с ума сошел; стану я такие мерзости
слушать! Да с чего вы это взяли! У меня в деревне своих баб круглым числом пятьдесят родят ежегодно, да я не узнаю всех гадостей. — При этом она плюнула.
—
Послушай, Анастасья Тимофеевна, ведь государь твой
батюшка изволил приказать: так власть твоя, сударыня, ослушаться не смею!
— И,
батюшка! Да разве я не хочу также
послушать, о чем вы на площади толковать будете?
—
Слушаю,
батюшка,
слушаю!
—
Батюшка! — закричала Дуня, которая до того времени
слушала Петра, вздрагивая всем телом. —
Батюшка! — подхватила она, снова бросаясь отцу в ноги. — Помилуй меня! Не отступись… До какого горя довела я тебя… Посрамила я тебя, родной мой!.. Всему я одна виновница… Сокрушила я твою старость…
—
Батюшка, отец ты наш, послушай-ка, что я скажу тебе, — подхватывала старушка, отодвигаясь, однако ж, в сторону и опуская руку на закраину печи, чтобы в случае надобности успешнее скрыться с глаз мужа, —
послушай нас… добро затрудил себя!.. Шуточное дело, с утра до вечера маешься; что мудреного… не я одна говорю…
— Ну, Андрюша! — сказал старый крестьянин, —
слушал я, брат, тебя: не в
батюшку ты пошел! Тот был мужик умный: а ты, глупая голова, всякой нехристи веришь! Счастлив этот краснобай, что не я его возил: побывал бы он у меня в городском остроге. Эк он подъехал с каким подвохом, проклятый! Да нет, ребята! старого воробья на мякине не обманешь: ведь этот проезжий — шпион.
—
Слушаю,
батюшка! Только, воля ваша, если мы едак день за день…
— Эк, когда хватились! Тут,
батюшка, честь-то в карман; пришли, так уж
слушайте!
— Нет,
батюшка мой, на дуэль! и
слушать ничего не хочу; на дуэль! Помилуйте, совсем сбил бабу с толку: и по-русски плясать пошла и сама его выбирает себе. Нет-с, мы-с тобой, родной мой, без дуэли не кончим!
—
Батюшка! — сказал Юрий, которого вы, вероятно, узнали, приметно изменившимся голосом и в потемках ощупывая предметы, — проснитесь! где вы!.. проснитесь!.. дело идет о жизни и смерти!..
послушай, — продолжал он шепотом, обратясь к полусонной хозяйке и внезапно схватив ее за горло: — где мой отец? что вы с ним сделали?..