Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов
служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Анна Андреевна. Да вам-то чего бояться? ведь вы не
служите.
Лука Лукич. Не приведи бог
служить по ученой части! Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.
Почтмейстер. Почему же? почту за величайшее счастие. Вот-с, извольте. От души готов
служить.
Хлестаков. Нет, не хочу! Я знаю, что значит на другую квартиру: то есть — в тюрьму. Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я… Я
служу в Петербурге. (Бодрится.)Я, я, я…
«Чай, по чугунке тронешься?»
Служивый посвистал:
— Недолго
послужила ты
Народу православному,
Чугунка бусурманская!
Служа при строгом барине,
Нес тяготу на совести
Невольного участника
Жестокостей его.
Пред каждым почитаемым
Двунадесятым праздником
В моих парадных горницах
Поп всенощну
служил.
— Чтоб липовые лапотки
Служили, не разбилися, —
Потребовал Демьян.
Давно ли народ твой игрушкой
служилПозорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина...
А князь опять больнехонек…
Чтоб только время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то время левый бок)
Возьми и брякни барину,
Что мужиков помещикам
Велели воротить!
Поверил! Проще малого
Ребенка стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей семьею молится,
Велит
служить молебствие,
Звонить в колокола!
Ну, дело все обладилось,
У господина сильного
Везде рука; сын Власьевны
Вернулся, сдали Митрия,
Да, говорят, и Митрию
Нетяжело
служить,
Сам князь о нем заботится.
Неловко без Якова,
Кто ни
послужит — дурак, негодяй!
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько лет в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь в Москве, прожив несколько лет в Сибири. Я могу
служить примером, что трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Цыфиркин. Не за что. Я государю
служил с лишком двадцать лет. За службу деньги брал, по-пустому не бирал и не возьму.
Дворянин, например, считал бы за первое бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди, которым помогать; есть отечество, которому
служить.
Еремеевна(заплакав). Я не усердна вам, матушка! Уж как больше
служить, не знаешь… рада бы не токмо что… живота не жалеешь… а все не угодно.
Стародум. А чем я могу
служить?
Стародум. Опыты жизни моей меня к тому приучили. О, если б я ранее умел владеть собою, я имел бы удовольствие
служить долее отечеству.
Г-жа Простакова (Стародуму). А к чему бы это
служило на первый случай?
Правдин (Митрофану). С тобой, дружок, знаю что делать. Пошел-ко
служить…
Правдин. Но те достойные люди, которые у двора
служат государству…
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать.
Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
Еремеевна(в слезах). Нелегкая меня не приберет! Сорок лет
служу, а милость все та же…
И, сказавши это, заплакал. «Взыграло древнее сердце его, чтобы
послужить», — прибавляет летописец. И сделался Евсеич ходоком и положил в сердце своем искушать бригадира до трех раз.
Праздников два: один весною, немедленно после таянья снегов, называется Праздником Неуклонности и
служит приготовлением к предстоящим бедствиям; другой — осенью, называется Праздником Предержащих Властей и посвящается воспоминаниям о бедствиях, уже испытанных.
Победа над Наполеоном еще более утвердила их в этом мнении, и едва ли не в эту самую эпоху сложилась знаменитая пословица:"Шапками закидаем!", которая впоследствии долгое время
служила девизом глуповских подвигов на поле брани.
Ныне, роясь в глуповском городском архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетрадей, носящих общее название «Глуповского Летописца», и, рассмотрев их, нашел, что они могут
служить немаловажным подспорьем в деле осуществления моего намерения.
Издатель позволяет себе думать, что изложенные в этом документе мысли не только свидетельствуют, что в то отдаленное время уже встречались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь
служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Но сие же самое соответствие, с другой стороны,
служит и не малым, для летописателя, облегчением. Ибо в чем состоит, собственно, задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не в том. В том ли, чтобы рассуждать? Нет, и не в этом. В чем же? А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия и об оном предать потомству в надлежащее назидание.
Ни реки, ни ручья, ни оврага, ни пригорка — словом, ничего такого, что могло бы
служить препятствием для вольной ходьбы, он не предусмотрел.
Во всяком случае, в видах предотвращения злонамеренных толкований, издатель считает долгом оговориться, что весь его труд в настоящем случае заключается только в том, что он исправил тяжелый и устарелый слог «Летописца» и имел надлежащий надзор за орфографией, нимало не касаясь самого содержания летописи. С первой минуты до последней издателя не покидал грозный образ Михаила Петровича Погодина, и это одно уже может
служить ручательством, с каким почтительным трепетом он относился к своей задаче.
Вышел бригадир из брички и стал спорить, что даров мало,"да и дары те не настоящие, а лежалые"и
служат к умалению его чести.
Когда у глуповцев спрашивали, что
послужило поводом для такого необычного эпитета, они ничего толком не объясняли, а только дрожали.
Ну, он это взглянул на меня этак сыскоса:"Ты, говорит, колченогий (а у меня, ваше высокородие, точно что под Очаковом ногу унесло), в полиции, видно,
служишь?" — взял шапку и вышел из кабака вон.
Нельзя думать, чтобы «Летописец» добровольно допустил такой важный биографический пропуск в истории родного города; скорее должно предположить, что преемники Двоекурова с умыслом уничтожили его биографию, как представляющую свидетельство слишком явного либерализма и могущую
послужить для исследователей нашей старины соблазнительным поводом к отыскиванию конституционализма даже там, где, в сущности, существует лишь принцип свободного сечения.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу в ноги: первый просил
послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал...
Никто не станет отрицать, что это картина не лестная, но иною она не может и быть, потому что материалом для нее
служит человек, которому с изумительным постоянством долбят голову и который, разумеется, не может прийти к другому результату, кроме ошеломления.
Сверх того, издателем руководила и та мысль, что фантастичность рассказов нимало не устраняет их административно-воспитательного значения и что опрометчивая самонадеянность летающего градоначальника может даже и теперь
послужить спасительным предостережением для тех из современных администраторов, которые не желают быть преждевременно уволенными от должности.
Впрочем, для нас это вопрос второстепенный; важно же то, что глуповцы и во времена Иванова продолжали быть благополучными и что, следовательно, изъян, которым он обладал,
послужил обывателям не во вред, а на пользу.
Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, [Скрижа́ли (церковно-славянск.) — каменные доски, на которых, по библейскому преданию, были написаны заповеди Моисея.] но даже
послужили предметом самых разнообразных устных легенд.
Он считал Россию погибшею страной, в роде Турции, и правительство России столь дурным, что никогда не позволял себе даже серьезно критиковать действия правительства, и вместе с тем
служил и был образцовым дворянским предводителем и в дорогу всегда надевал с кокардой и с красным околышем фуражку.
С следующего дня, наблюдая неизвестного своего друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его женщиной находится уже в тех отношениях, как и с другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала,
служила переводчицей для женщины, не умевшей говорить ни на одном иностранном языке.
Все впечатления этого дня, начиная с впечатления мужика на половине дороги, которое
служило как бы основным базисом всех нынешних впечатлений и мыслей, сильно взволновали Левина.
Вронский ценил это, сделавшееся единственною целью ее жизни, желание не только нравиться, но
служить ему, но вместе с тем и тяготился теми любовными сетями, которыми она старалась опутать его.
Приложив руку к козырьку, он наклонился пред ней и спросил, не нужно ли ей чего-нибудь, не может ли он
служить ей?
В то время как Степан Аркадьич приехал в Петербург для исполнения самой естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей обязанности, без которой нет возможности
служить, — напомнить о себе в министерстве, — и при исполнении этой обязанности, взяв почти все деньги из дому, весело и приятно проводил время и на скачках и на дачах, Долли с детьми переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы.
То ли ему было неловко, что он, потомок Рюрика, князь Облонский, ждал два часа в приемной у Жида, или то, что в первый раз в жизни он не следовал примеру предков,
служа правительству, а выступал на новое поприще, но ему было очень неловко.
— Я не много
служил в артиллерии, я юнкером в отставке, — сказал он и начал объяснять, почему он не выдержал экзамена.