Неточные совпадения
Седобородый жандарм, вынимая из шкафа книги, встряхивал их, держа вверх корешками, и
следил, как молодой
товарищ его, разрыв постель, заглядывает под кровать, в ночной столик. У двери, мечтательно покуривая, прижался околоточный надзиратель, он пускал дым
за дверь, где неподвижно стояли двое штатских и откуда притекал запах йодоформа. Самгин поймал взгляд молодого жандарма и шепнул ему...
Рассердит ли его какой-нибудь
товарищ, некстати скажет ему что-нибудь, он надуется, даст разыграться злым чувствам во все формы упорной вражды, хотя самая обида побледнеет, забудется причина, а он длит вражду,
за которой
следит весь класс и больше всех он сам.
Я незаметно для себя и для нее взял ее
за руку, как
товарища, и говорил о том, что нее мы были неправы и тогда, когда злорадно
следили за смешными неудачами нашего волчонка, и тогда, когда хохотали над его выходкой, вызванной, быть может, застенчивостью и желанием избавиться от бесполезных мучений…
Сторожа, встревоженные Язем и Вяхирем,
следили за ними, мы собирались у заранее назначенного штабеля, выбирали себе поноски, и, пока быстроногие
товарищи дразнят сторожей, заставляя их бегать
за собою, мы отправляемся назад.
Потом дана была аудиенция Слободзиньскому, на которой молодому человеку, между прочим, было велено
следить за его университетскими
товарищами и обо всем писать в Париж патеру Кракувке, rue St.-Sulpice, [Улица Сен-Сюльпис (франц.).] № б, для передачи Ярошиньскому.
Одна из обязанностей карцерного дядьки заключалась в том, чтобы, проводив арестованного в уборную, не отпуская его ни на шаг, зорко
следить за тем, чтобы он никак не сообщался со свободными
товарищами.
Спрятав руки в карманы и
за широкие спины, вокруг него венком стоят
товарищи, строго смотрят на его медное лицо,
следят за рукою, тихо плавающей в воздухе, и поют важно, спокойно, как в церкви на клиросе.
Услышав
за собою голос Захара, он остановился, столько же из опасения, чтобы кто-нибудь не услышал
товарища и не пустился
следить за ним, столько же и потому, что чувство одиночества казалось невыносимым.
Серебряков. Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным
товарищам — и вдруг, ни с того ни с сего, очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут глупых людей, слушать ничтожные разговоры… Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут — как в ссылке. Каждую минуту тосковать о прошлом,
следить за успехами других, бояться смерти… Не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!
Покупатель снова поправил очки, отодвинулся от него и засвистал громче, искоса присматриваясь к старику. Потом, дёрнув головой кверху, он сразу стал прямее, вырос, погладил седые усы, не торопясь подошёл к своему
товарищу, взял из его рук книгу, взглянул и бросил её на стол. Евсей
следил за ним, ожидая чего-то беспощадного для себя. Но сутулый дотронулся до руки
товарища и сказал просто, спокойно...
А у подлета, который
за нами
следит, верно тут-то где-нибудь и его воровские
товарищи спрятаны.
Пенькновский не отказался, и они пошли; а я и другой мой
товарищ, маленький Кнышенко, заинтересованные тем, неужели им и бубенчики достанутся даром, —
следили за ними издали.
Серебряков. Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным
товарищам и вдруг ни с того ни с сего очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут пошлых людей, слушать ничтожные разговоры. Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут точно в ссылке. Каждую минуту тосковать по прошлом,
следить за успехами других, бояться смерти… не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!
Такая попытка показывает, что я после гимназической моей беллетристики все-таки мечтал о писательстве; но это не отражалось на моей тогдашней литературности. В первую зиму я читал мало, не
следил даже
за журналами так, как делал это в последних двух классах гимназии, не искал между
товарищами людей более начитанных, не вел разговоров на чисто литературные темы. Правда, никто вокруг меня и не поощрял меня к этому.
«Особа» зорко
следила за всем происходившим в Петербурге, имея оттуда сведения от
товарища своей юности, лица близкого при дворе, можно сказать, домашнего человека в царском семействе.
В кругу своих
товарищей Гиршфельд держался важно и гордо, стараясь уверить их, что он
следит за юридической наукой и литературой, и что ни одно мало-мальски выдающееся сочинение на русском и иностранных языках не ускользает от его любезности.
Товарищи не любили его и в шутку прозвали московским Жюль Фавром.
Колосов смотрит на полное, красивое лицо
товарища,
следит за его округленными жестами и вздыхает: «Хорошо тебе; не знаешь ты горя и не понимаешь его!..» Когда наконец Колосов начал говорить, он не узнал своего голоса: глухой, надтреснутый, неприятный ему самому.