Неточные совпадения
Однако ж… походка как будто ее: так легко и быстро
скользят ноги, как будто не переступают, а движутся, такая же наклоненная немного вперед шея и голова, точно она все ищет чего-то глазами
под ногами у себя.
Когда обливаешься вечером, в темноте, водой, прямо из океана, искры сыплются, бегут,
скользят по телу и пропадают
под ногами, на палубе.
Мы зашагали,
скользя и спотыкаясь, по скрытым снегом неровностям, ничего не видя ни
под ногами, ни впереди.
Наконец мы убеждаемся, что паром отчаливает от другого берега. Наступает внезапное затишье, прерываемое лишь посвистыванием бурлаков на лошадей, тянущих бечеву. Страшно смотреть. Изморенные, сплеченные животные то карабкаются на крутизну, то спускаются вниз в рытвины,
скользят, падают на передние
ноги и вновь вскакивают
под градом ударов кнута.
Рядом с I — на зеленой, головокружительно прыгающей сетке чей-то тончайший, вырезанный из бумаги профиль… нет, не чей-то, а я его знаю. Я помню: доктор — нет, нет, я очень ясно все понимаю. И вот понимаю: они вдвоем схватили меня
под руки и со смехом тащат вперед.
Ноги у меня заплетаются,
скользят. Там карканье, мох, кочки, клекот, сучья, стволы, крылья, листья, свист…
Там, наверху, над головами, над всеми — я увидел ее. Солнце прямо в глаза, по ту сторону, и от этого вся она — на синем полотне неба — резкая, угольно-черная, угольный силуэт на синем. Чуть выше летят облака, и так, будто не облака, а камень, и она сама на камне, и за нею толпа, и поляна — неслышно
скользят, как корабль, и легкая — уплывает земля
под ногами…
Доктор действительно лежал на диване, закинув
ноги на его спинку, и читал какую-то брошюру, держа ее вплотную у своих близоруких глаз. Быстро
скользнув взглядом по корешку, Бобров узнал «Учебный курс металлургии» Мевиуса и улыбнулся. Он хорошо знал привычку доктора читать с одинаковым увлечением, и непременно из середины, все, что только попадалось ему
под руку.
Голос Захара, раздавшийся где-то неподалеку, мгновенно возвратил приемышу часть его смелости. Он выбрался из-под плетня и стал на
ноги. Шаги приближались в его сторону; секунду спустя тихо
скользнул деревянный засов, запиравший изнутри задние ворота «Расставанья», подле которого находился приемыш.
Ноги скользили — лед здесь никогда не чистили с тротуаров, — и мы шли
под руку ради взаимного страхования от падения.
Сильно бились сердца их, стесненные непонятным предчувствием, они шли, удерживая дыхание,
скользя по росистой траве, продираясь между коноплей и вязких гряд, зацепляя поминутно
ногами или за кирпич или за хворост; вороньи пугалы казались им людьми, и каждый раз, когда полевая крыса кидалась из-под
ног их, они вздрагивали, Борис Петрович хватался за рукоятку охотничьего ножа, а Юрий за шпагу… но, к счастию, все их страхи были напрасны, и они благополучно приближились к темному овину; хозяйка вошла туда, за нею Борис Петрович и Юрий; она подвела их к одному темному углу, где находилось два сусека, один из них с хлебом, а другой до половины наваленный соломой.
Фельдшер успел вовремя ухватиться за настилку и выкарабкаться почти сухим. Но Астреин по горло погрузился в воду. Он достал
ногами дно, здесь было вовсе не глубоко, но течение с такой силой тянуло его
под мост, что он едва-едва успел уцепиться за столб. Лодка, переполнившись водою, перевернулась вверх дном, легко
скользнула в пролет и на той стороне моста сейчас же запуталась в кустах. Фельдшер стоял наверху и хохотал во все горло.
Стоит Семён в тени, осматривая людей невидимыми глазами; на голове у него чёрный башлык,
под ним — мутное пятно лица, с плеч до
ног колоколом висит омытая дождём клеёнка, любопытно
скользят по ней отблески огня и, сверкая, сбегает вода. Он похож на монаха в этой одежде и бормочет, точно читая молитву...
Приподняв фонарь, он осветил горницу: стражник лежал в переднем углу
под столом, так что видны были только его голые, длинно вытянутые
ноги, чёрные от волос; они тяжко упирались согнутыми пальцами в мокрый, тёмный пол, будто царапая его, а большие круглые пятки разошлись странно далеко врозь. Авдотья лежала у самого порога, тоже вверх спиной, подогнув
под себя руки; свет фонаря
скользил по её жёлтому, как масло, телу, и казалось, что оно ещё дышит, живёт.
Ясный августовский вечер смотрел в окно, солнце красными лучами
скользило по обоям. Степан сидел понурив голову, с вздрагивавшею от рыданий грудью. Узор его закапанной кровью рубашки был мне так знаком! Серая истасканная штанина поднялась, из-под нее выглядывала голая
нога в стоптанном штиблете… Я вспомнил, как две недели назад этот самый Степан, весь забрызганный холерною рвотою, три часа подряд на весу продержал в ванне умиравшего больного. А те боялись даже пройти мимо барака…