Я тебе, читатель, позабыл сказать, что парнасский судья, с которым я в Твери обедал в трактире, мне сделал подарок. Голова его над многим чем испытывала свои силы. Сколь опыты его были удачны, коли хочешь, суди сам; а мне скажи на ушко, каково тебе покажется. Если, читая, тебе захочется спать, то
сложи книгу и усни. Береги ее для бессонницы.
Неточные совпадения
Подскочив на стуле, Диомидов так сильно хлопнул по столу ладонью, что Лидия вздрогнула, узенькая спина ее выпрямилась, а плечи подались вперед так, как будто она пыталась
сложить плечо с плечом, закрыться, точно
книга.
Бабушка отодвинула от себя все
книги, счеты, гордо
сложила руки на груди и стала смотреть в окно. А Райский сел возле Марфеньки, взял ее за руки.
Она спрятала
книгу в шкаф и села против него,
сложив руки на груди и рассеянно глядя по сторонам, иногда взглядывая в окно, и, казалось, забывала, что он тут. Только когда он будил ее внимание вопросом, она обращала на него простой взгляд.
Рассуждения эти напоминали Нехлюдову полученный им раз ответ от маленького мальчика, шедшего из школы. Нехлюдов спросил мальчика, выучился ли он
складывать. «Выучился», отвечал мальчик. «Ну,
сложи: лапа». — «Какая лапа — собачья»? с хитрым лицом ответил мальчик. Точно такие же ответы в виде вопросов находил Нехлюдов в научных
книгах на свой один основной вопрос.
На столе лежали
книги; он взял одну, продолжая говорить, заглянул в развернутую страницу, тотчас же опять
сложил и положил на стол, схватил другую
книгу, которую уже не развертывал, а продержал всё остальное время в правой руке, беспрерывно махая ею по воздуху.
Двое жандармов и слободской пристав Рыскин, громко топая ногами, снимали с полки
книги и
складывали их на стол перед офицером.
«Ну, всё вздор! — решила Варвара Петровна,
складывая и это письмо. — Коль до рассвета афинские вечера, так не сидит же по двенадцати часов за
книгами. Спьяну, что ль, написал? Эта Дундасова как смеет мне посылать поклоны? Впрочем, пусть его погуляет…»
Ткнула чашку на поднос, бросила
книгу на стол и,
сложив ладошки, заговорила густым голосом взрослого человека...
Они, получая «Ниву» ради выкроек и премий, не читали ее, но, посмотрев картинки,
складывали на шкаф в спальне, а в конце года переплетали и прятали под кровать, где уже лежали три тома «Живописного обозрения». Когда я мыл пол в спальне, под эти
книги подтекала грязная вода. Хозяин выписывал газету «Русский курьер» и вечерами, читая ее, ругался...
Когда воротился Посулов и привёз большой короб
книг, Кожемякин почувствовал большую радость и тотчас, аккуратно разрезав все новые
книги,
сложил их на полу около стола в две высокие стопы, а первый том «Истории» Соловьёва положил на стол, открыв начальную страницу, и долго ходил мимо стола, оттягивая удовольствие.
Катерина подошла к столу, уже не смеясь более и стала убирать
книги, бумаги, чернилицу, все, что было на столе, и
сложила все на окно. Она дышала скоро, прерывисто, и по временам жадно впивала в себя воздух, как будто ей сердце теснило. Тяжело, словно волна прибрежная, опускалась и вновь подымалась ее полная грудь. Она потупила глаза, и черные, смолистые ресницы, как острые иглы, заблистали на светлых щеках ее…
Возвратившись в гостиницу, я быстро
сложила мои
книги и тетради. Среди последних была отдельно завернутая дорогая красная тетрадка, которую передала мне перед самою смертью Нина. Я все не решалась приняться за ее чтение. Мама уже знала из моего письма об этом подарке Нины.
Безучастно сбросили мы капоры и зеленые платки, безучастно
сложили их на тируарах. Я уселась на парту, открыла
книгу французского учебника и принялась повторять заданный на сегодня урок. От постоянной непогоды я кашляла и раздражалась по пустякам. А тут еще подсевшая ко мне Краснушка немилосердно грызла черные хлебные сухарики, зажаренные ей потихоньку девушкой Феней в коридорной печке.
Это была последняя запись между теми, которые Савелий прочитал, сидя над своею синею
книгою; затем была чистая страница, которая манила его руку «занотовать» еще одну «нотаточку», но протоиерей не решался авторствовать. Чтение синей
книги, очевидно, еще более растрепало и разбило старика, и он,
сложив на раскрытых листах календаря свои руки, тихо приник к ним лбом и завел веки.
Дописав эту заметку, отец Савелий окончательно
сложил свою синюю
книгу, запер ее в шкаф и, улегшись на свой диван, покрыл лицо чистым цветным фуляром, который ему подала с вечера протопопица.