Неточные совпадения
Сидел в мое время один смиреннейший арестант целый год в остроге, на печи
по ночам все Библию читал, ну и зачитался, да зачитался, знаете, совсем, да так, что ни с того ни с сего сгреб кирпич и кинул в начальника, безо всякой обиды с его стороны.
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а
по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась
по комнате, тоскливо ломая руки, или
сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
Слева от Самгина
сидел Корнев. Он в первую же
ночь после ареста простучал Климу, что арестовано четверо эсдеков и одиннадцать эсеров, а затем, почти каждую
ночь после поверки, с аккуратностью немца сообщал Климу новости с воли.
По его сведениям выходило, что вся страна единодушно и быстро готовится к решительному натиску на самодержавие.
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я не спал всю
ночь, писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо
сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
— Ей-богу, ах, какие вы: дела
по горло было! У нас новый правитель канцелярии поступает — мы дела скрепляли, описи делали… Я пятьсот дел
по листам скрепил. Даже
по ночам сидели… ей-богу…
— Это француз, учитель, товарищ мужа: они там
сидят, читают вместе до глубокой
ночи… Чем я тут виновата? А
по городу бог знает что говорят… будто я… будто мы…
Если им удастся приобрести несколько штук скота кражей, они едят без меры; дни и
ночи проводят в этом; а когда все съедят, туго подвяжут себе животы и
сидят по неделям без пищи».
«Вот вы привыкли
по ночам сидеть, а там, как солнце село, так затушат все огни, — говорили другие, — а шум, стукотня какая, запах, крик!» — «Сопьетесь вы там с кругу! — пугали некоторые, — пресная вода там в редкость, все больше ром пьют».
Никто, кажется, не подумал даже, что могло бы быть, если бы Альфонс Богданыч в одно прекрасное утро взял да и забастовал, то есть не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу; не пошел бы затем в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства, не стал бы
сидеть ночи за своей конторкой во главе двадцати служащих, которые, не разгибая спины, работали под его железным началом, если бы, наконец, Альфонс Богданыч не обладал счастливой способностью являться
по первому зову, быть разом в нескольких местах, все видеть, и все слышать, и все давить, что попало к нему под руку.
Федор Павлович ложился
по ночам очень поздно, часа в три, в четыре утра, а до тех пор все, бывало, ходит
по комнате или
сидит в креслах и думает.
Ночью я плохо спал. Почему-то все время меня беспокоила одна и та же мысль: правильно ли мы идем? А вдруг мы пошли не
по тому ключику и заблудились! Я долго ворочался с боку на бок, наконец поднялся и подошел к огню. У костра
сидя спал Дерсу. Около него лежали две собаки. Одна из них что-то видела во сне и тихонько лаяла. Дерсу тоже о чем-то бредил. Услышав мои шаги, он спросонья громко спросил: «Какой люди ходи?» — и тотчас снова погрузился в сон.
«Приказывается тебе немедленно
по получении сего розыскать: кто в прошлую
ночь, в пьяном виде и с неприличными песнями, прошел
по Аглицкому саду, и гувернантку мадам Энжени француженку разбудил и обеспокоил? и чего сторожа глядели, и кто сторожем в саду
сидел и таковые беспорядки допустил? О всем вышепрописанном приказывается тебе в подробности разведать и немедленно конторе донести.
В реке шумно всплеснула рыба. Я вздрогнул и посмотрел на Дерсу. Он
сидел и дремал. В степи по-прежнему было тихо. Звезды на небе показывали полночь. Подбросив дров в костер, я разбудил гольда, и мы оба стали укладываться на
ночь.
Через несколько минут мы
сидели у огня, ели рыбу и пили чай. За этот день я так устал, что едва мог сделать в дневнике необходимые записи. Я просил удэгейцев не гасить
ночью огня. Они обещали
по очереди не спать и тотчас принялись колоть дрова.
Долго
сидели мы у костра и слушали рев зверей. Изюбры не давали нам спать всю
ночь. Сквозь дремоту я слышал их крики и то и дело просыпался. У костра
сидели казаки и ругались. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, кружились и одна за другой гасли в темноте. Наконец стало светать. Изюбриный рев понемногу стих. Только одинокие ярые самцы долго еще не могли успокоиться. Они слонялись
по теневым склонам гор и ревели, но им уже никто не отвечал. Но вот взошло солнце, и тайга снова погрузилась в безмолвие.
Взошла луна. Ясная
ночь глядела с неба на землю. Свет месяца пробирался в глубину темного леса и ложился
по сухой траве длинными полосами. На земле, на небе и всюду кругом было спокойно, и ничто не предвещало непогоды.
Сидя у огня, мы попивали горячий чай и подтрунивали над гольдом.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить
по поляне и незаметно подошел к реке. На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно
сидел на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную
ночь.
А между этих дел он
сидит, болтает с детьми; тут же несколько девушек участвуют в этом разговоре обо всем на свете, — и о том, как хороши арабские сказки «Тысяча и одна
ночь», из которых он много уже рассказал, и о белых слонах, которых так уважают в Индии, как у нас многие любят белых кошек: половина компании находит, что это безвкусие, — белые слоны, кошки, лошади — все это альбиносы, болезненная порода,
по глазам у них видно, что они не имеют такого отличного здоровья, как цветные; другая половина компании отстаивает белых кошек.
Ночью даже приснился ей сон такого рода, что
сидит она под окном и видит:
по улице едет карета, самая отличная, и останавливается эта карета, и выходит из кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они к ней в комнату, и дама говорит: посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и дама эта — Верочка.
Но я, как только проснулся, вспомнил про наших лошадей и про Алемпия, и потому прежде, чем идти в столовую, побежал к конюшням. Алемпий,
по обыкновению,
сидел на столбике у конюшни и покуривал из носогрейки. Мне показалось, что он за
ночь сделался как будто толще.
Немало вышло из учеников С. И. Грибкова хороших художников. Время от времени он их развлекал, устраивал
по праздникам вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только чай, пряники, орехи и танцы под гитару и гармонию. Он сам на таких пирушках до поздней
ночи сидел в кресле и радовался, как гуляет молодежь.
И
сидят в санях тоже всё черти, свистят, кричат, колпаками машут, — да эдак-то семь троек проскакало, как пожарные, и все кони вороной масти, и все они — люди, проклятые отцами-матерьми; такие люди чертям на потеху идут, а те на них ездят, гоняют их
по ночам в свои праздники разные.
— Иду как-то великим постом,
ночью, мимо Рудольфова дома;
ночь лунная, молосная, вдруг вижу: верхом на крыше, около трубы,
сидит черный, нагнул рогатую-то голову над трубой и нюхает, фыркает, большой, лохматый. Нюхает да хвостом
по крыше и возит, шаркает. Я перекрестила его: «Да воскреснет бог и расточатся врази его», — говорю. Тут он взвизгнул тихонько и соскользнул кувырком с крыши-то во двор, — расточился! Должно, скоромное варили Рудольфы в этот день, он и нюхал, радуясь…
Быть бы Якову собакою —
Выл бы Яков с утра до
ночи:
Ой, скушно мне!
Ой, грустно мне!
По улице монахиня идет;
На заборе ворона
сидит.
Ой, скушно мне!
За печкою сверчок торохтит,
Тараканы беспокоятся.
Ой, скушно мне!
Нищий вывесил портянки сушить,
А другой нищий портянки украл!
Ой, скушно мне!
Да, ох, грустно мне!
Ну, а я этой порой,
по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков
по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян
сижу, да пошел потом
по кабакам на последние, да в бесчувствии всю
ночь на улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за
ночь еще собаки обгрызли.
Аглая взбесилась ужасно, даже совсем забылась; наговорила князю таких колкостей и дерзостей, что он уже перестал и смеяться, и совсем побледнел, когда она сказала ему наконец, что «нога ее не будет в этой комнате, пока он тут будет
сидеть, и что даже бессовестно с его стороны к ним ходить, да еще
по ночам, в первом часу, после всего, что случилось.
А что ты Паншина с носом отослала, за это ты у меня молодец; только не
сиди ты
по ночам с этой козьей породой, с мужчинами; не сокрушай ты меня, старуху!
— Когда только он дрыхнет? — удивлялись рабочие. — Днем
по старательским работам шляется, а
ночь в своей шахте
сидит, как коршун.
На фабрике работа шла своим чередом. Попрежнему дымились трубы, попрежнему доменная печь выкидывала
по ночам огненные снопы и тучи искр, по-прежнему на плотине в караулке
сидел старый коморник Слепень и отдавал часы. Впрочем, он теперь не звонил в свой колокол на поденщину или с поденщины, а за него четыре раза в день гудел свисток паровой машины.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая
по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать,
сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые
ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
Положим, Юстину Помаде сдается, что он в такую
ночь вот беспричинно хорошо себя чувствует, а еще кому-нибудь кажется, что там вон
по проталинкам
сидят этакие гномики, обязанные веселить его сердце; а я думаю, что мне хорошо потому, что этот здоровый воздух сильнее гонит мою кровь, и все мы все-таки чувствуем эту прелесть.
Женька же до самой
ночи сидела, скрестив по-турецки ноги, на своей постели, отказалась от обеда и выгоняла вон всех подруг, которые заходили к ней.
Дома мои влюбленные обыкновенно после ужина, когда весь дом укладывался спать, выходили
сидеть на балкон.
Ночи все это время были теплые до духоты. Вихров обыкновенно брал с собой сигару и усаживался на мягком диване, а Мари помещалась около него и,
по большей частя, склоняла к нему на плечо свою голову. Разговоры в этих случаях происходили между ними самые задушевнейшие. Вихров откровенно рассказал Мари всю историю своей любви к Фатеевой, рассказал и об своих отношениях к Груше.
Она не хотела, чтоб я работал
по ночам или
сидел, сторожил ее, и печалилась, видя, что я ее не слушаюсь.
По мере того как наступала темнота, комната моя становилась как будто просторнее, как будто она все более и более расширялась. Мне вообразилось, что я каждую
ночь в каждом углу буду видеть Смита: он будет
сидеть и неподвижно глядеть на меня, как в кондитерской на Адама Ивановича, а у ног его будет Азорка. И вот в это-то мгновение случилось со мной происшествие, которое сильно поразило меня.
— Коли злой человек, батюшка, найдет, так и тройку остановит. Хоть бы наше теперь дело: едем путем-дорогой, а какую защиту можем сделать? Ни оружия при себе не имеешь… оробеешь… а он, коли на то пошел, ему себя не жаль,
по той причине, что в нем — не к
ночи будь сказано — сам нечистой
сидит.
— Да ту же пенсию вашу всю будут брать себе! — пугала его Миропа Дмитриевна и,
по своей ловкости и хитрости (недаром она была малороссиянка), неизвестно до чего бы довела настоящую беседу; но в это время в квартире Рыжовых замелькал огонек, как бы перебегали со свечками из одной комнаты в другую, что очень заметно было при довольно значительной темноте
ночи и при полнейшем спокойствии, царствовавшем на дворе дома: куры и индейки все
сидели уж
по своим хлевушкам, и только майские жуки, в сообществе разноцветных бабочек, кружились в воздухе и все больше около огня куримой майором трубки, да еще чей-то белый кот лукаво и осторожно пробирался
по крыше дома к слуховому окну.
Петенька был неразговорчив. На все восклицания отца: вот так сюрприз! ну, брат, одолжил! а я-то
сижу да думаю: кого это, прости Господи,
по ночам носит? — ан вот он кто! и т. д. — он отвечал или молчанием, или принужденною улыбкою. А на вопрос: и как это тебе вдруг вздумалось? — отвечал даже сердечно: так вот, вздумалось и приехал.
— Нет, не обиделась, а так… надо же когда-нибудь… Да и скучно у вас… инда страшно! В доме-то словно все вымерло! Людишки — вольница, всё
по кухням да
по людским прячутся,
сиди в целом доме одна; еще зарежут, того гляди!
Ночью спать ляжешь — изо всех углов шепоты ползут!
Старик
сидел на печи (той самой, на которой прежде него
по ночам молился зачитавшийся арестант, хотевший убить майора) и молился
по своей рукописной книге.
Рабы влюбленного злодея,
И день и
ночь,
сидеть не смея,
Меж тем
по замку,
по садам
Прелестной пленницы искали,
Мотались, громко призывали,
Однако всё
по пустякам.
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в маленькой, тесной комнате. Мертвая
ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди
сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает
по стеклам и
по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в детской плачут младенцы, — хочется сесть в темный угол и, съежившись, выть волком.
По ночам, подчиняясь неугомонной старческой бессоннице, Матвей Савельев Кожемякин,
сидя в постели, вспоминает день за днём свою жизнь и чётко, крупным полууставом, записывает воспоминания свои в толстую тетрадь, озаглавленную так...
«Кожемякин
сидел в этой углублённой тишине, бессильный, отяжелевший, пытаясь вспомнить что-нибудь утешительное, но память упорно останавливалась на одном: идёт он полем
ночью среди шершавых бесплодных холмов, темно и мертвенно пустынно кругом, в мутном небе трепещут звёзды, туманно светится изогнутая полоса Млечного Пути, далеко впереди приник к земле город, точно распятый
по ней, и отовсюду кто-то невидимый, как бы распростёртый
по всей земле, шепчет, просит...
Всё и
сидит у ней, глаз с нее не сводит, глядит да вздыхает, а
по ночам всё мимо ее дома ходит, с ружьем да с саблей, всё караулит ее; она же, Зубиха-то, говорят, его приголубливает; ведь он сам красавчик и столбовой дворянин, так и у ней губа-то не дура: хочет за него замуж выйти.
В одно прекрасное утро, после
ночи, проведенной почти без сна, Алексей Степаныч, несколько похудевший и побледневший, рано пришел к отцу, который
сидел,
по своему обыкновению, на своем крылечке.
Мне оставалась только охота. Но в конце января наступила такая погода, что и охотиться стало невозможно. Каждый день дул страшный ветер, а за
ночь на снегу образовывался твердый, льдистый слой наста,
по которому заяц пробегал, не оставляя следов.
Сидя взаперти и прислушиваясь к вою ветра, я тосковал страшно. Понятно, я ухватился с жадностью за такое невинное развлечение, как обучение грамоте полесовщика Ярмолы.
Старуха ласково принимала его, и со дня вечеринки Оленин часто
по вечерам заходил к хозяевам и
сиживал у них до
ночи.
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… — заговорил старик, пряча свой номер в карман. — Опишу молодого человека, который,
сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем платить за квартиру, и он
по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в стихах? трагедия? роман?
Одеться было делом одной минуты. Я торопился точно на пожар, а Любочка и не думала уходить. Она
сидела по-прежнему на лавочке, в прежней убитой позе. Белая
ночь придавала ее бледному лицу какой-то нехороший пепельный оттенок.