Неточные совпадения
— Ну, барин, обедать! — сказал он решительно. И, дойдя до реки, косцы направились через ряды к кафтанам, у которых, дожидаясь их,
сидели дети, принесшие обеды. Мужики собрались — дальние
под телеги, ближние —
под ракитовый
куст, на который накидали травы.
Да, она была там,
сидела на спинке чугунной садовой скамьи,
под навесом
кустов. Измятая темнотой тонкая фигурка девочки бесформенно сжалась, и было в ней нечто отдаленно напоминавшее большую белую птицу.
— Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все
сидите в зале, на стульях, а я, как муха,
под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за
куста, в меня целится из ружья Марк…
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё приятней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова, росли вяз, липа и густой
куст бузины;
под этим
кустом я прорезал в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько,
сидя на корточках или стоя на коленях. Кто-нибудь из них всегда следил, как бы полковник не застал нас врасплох.
Каждый день надо было раза два побывать в роще и осведомиться, как
сидят на яйцах грачи; надо было послушать их докучных криков; надо было посмотреть, как развертываются листья на сиренях и как выпускают они сизые кисти будущих цветов; как поселяются зорки и малиновки в смородинных и барбарисовых
кустах; как муравьиные кучи ожили, зашевелились; как муравьи показались сначала понемногу, а потом высыпали наружу в бесчисленном множестве и принялись за свои работы; как ласточки начали мелькать и нырять
под крыши строений в старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегая крошечных цыпляток, и как коршуны кружились, плавали над ними…
Я
сидел на низенькой скамеечке
под широким
кустом бузины; я любил это местечко: оттуда было видно окно Зинаидиной комнаты.
Александр мысленно дополнял эти воспоминания другими: «Вон на этой скамье,
под деревом, — думал он, — я
сиживал с Софьей и был счастлив тогда. А вон там, между двух
кустов сирени, получил от нее первый поцелуй…» И все это было перед глазами. Он улыбался этим воспоминаниям и просиживал по целым часам на балконе, встречая или провожая солнце, прислушиваясь к пению птиц, к плеску озера и к жужжанью невидимых насекомых.
Но, по некоторому гражданскому кокетству, он не только не молодился, но как бы и щеголял солидностию лет своих, и в костюме своем, высокий, сухощавый, с волосами до плеч, походил как бы на патриарха или, еще вернее, на портрет поэта Кукольника, литографированный в тридцатых годах при каком-то издании, особенно когда
сидел летом в саду, на лавке,
под кустом расцветшей сирени, опершись обеими руками на трость, с раскрытою книгой подле и поэтически задумавшись над закатом солнца.
— А то как же? Небось таскать с собой станет такое сокровище? Да на что она ему? оберет ее да и посадит где-нибудь
под куст, на дороге — и был таков, а она и
сиди себе
под кустом да нюхай цветочки!
Он не заметил, как дошёл до
кустов сирени,
под окном спальни своей, он долго
сидел, упираясь локтями в колена, сжав лицо ладонями, глядя в чёрную землю, земля
под ногами шевелилась и пузырилась, точно готовясь провалиться.
Когда же полдень над главою
Горел в лучах, то пленник мой
Сидел в пещере, где от зною
Он мог сокрыться.
Под горой
Ходили табуны. — Лежали
В тени другие пастухи,
В
кустах, в траве и близ реки,
В которой жажду утоляли…
И там-то пленник мой глядит:
Как иногда орел летит,
По ветру крылья простирает,
И видя жертвы меж
кустов,
Когтьми хватает вдруг, — и вновь
Их с криком кверху поднимает…
Так! думал он, я жертва та,
Котора в пищу им взята.
И еще грустнее слушать тихо скользящие речи людей, — люди задумались о жизни и говорят каждый о своем, почти не слушая друг друга.
Сидя или лежа
под кустами, они курят папиросы, изредка — не жадно — пьют водку, пиво и идут куда-то назад, по пути воспоминаний.
Мы
сидели с ним
под тем же
кустом сирени: мы полюбили это место.
Вскоре передо мной мелькнула лесная вырубка. Распаханная земля густо чернела жирными бороздами, и только островками зелень держалась около больших, еще не выкорчеванных пней. За большим
кустом, невдалеке от меня, чуть тлелись угли костра, на которых стоял чайник. Маруся
сидела вполоборота ко мне. В эту минуту она распустила на голове платок и поправляла
под ним волосы. Покончив с этим, она принялась есть.
У
кустов курился дымок. Караульные крестьяне
сидели вокруг костра в угрюмом молчании. Увидев нас, они встали и сняли шапки. В сторонке,
под холщовым покрывалом, лежало мертвое тело.
А внизу, между корнями
куста, на сырой земле, как будто прилипнув к ней плоским брюхом,
сидела довольно жирная старая жаба, которая проохотилась целую ночь за червяками и мошками и
под утро уселась отдыхать от трудов, выбрав местечко потенистее и посырее.
Сидит заяц на задних лапках
под кустом и не шевельнется.
— Вижу, — сказал он, — что зайцам верить можно. И вот вам моя резолюция:
сидите, до поры до времени, оба
под этим
кустом, а впоследствии я вас… ха-ха… помилую!
А так как теперь и я сыт, и волчиха моя сыта, и запасу у нас еще дней на пять хватит, то
сиди ты вот
под этим
кустом и жди очереди.
На мою долю выпало заниматься с Ренн. Но после первых же опытов я признала себя бессильной просветить ее глубоко заплесневший ум. Я прочла и пояснила ей некоторые истории и, велев их выучить поскорее, сама углубилась в книгу. Мы
сидели на скамейке
под кустом уже распустившейся бузины. Вокруг нас весело чирикали пташки. Воздух потянул ветерком, теплым и освежающим. Я оглянулась на Ренн. Губы ее что-то шептали. Глаза без признака мысли были устремлены в пространство.
Жизнь для гостей текла привольная. Вставали поздно, купались. Потом пили чай и расходились по саду заниматься. На скамейках аллей, в беседках, на земле
под кустами, везде
сидели и читали, — в одиночку или вместе. После завтрака играли в крокет или в городки, слушали Катину игру на рояли. Вечером уходили гулять и возвращались поздно ночью. Токарев чувствовал себя очень хорошо в молодой компании и наслаждался жизнью.
Катя
сидела у фонтана
под горой и закусывала. Ноги горели от долгой ходьбы, полуденное солнце жгло лицо. Дороги были необычно пусты, нигде не встретила она ни одной телеги. Безлюдная тишина настороженно прислушивалась, тревожно ждала чего-то. Даже ветер не решался шевельнуться. И странно было, что все-таки шмели жужжат в зацветающих
кустах дикой сливы и что по дороге беззаботно бегают милые птички посорянки, похожие на хохлатых жаворонков.
Темнело. Катя с Леонидом
сидели под нависшим камнем, за струисто-ветвистыми
кустами непроглядной дерезы. По лесу трещали шальные выстрелы махновцев, иногда совсем близко слышался их говор и ругательства.
До самого моего отъезда мы вместе слонялись около монастыря и коротали длинный жаркий день. Он не отставал от меня ни на шаг; привязался ли он ко мне, или же боялся одиночества, бог его знает! Помню, мы
сидели вместе
под кустами желтой акации в одном из садиков, разбросанных по горе.
Борька сел над обрывом на сухую и блестящую траву
под молодыми березками. Сзади огромный дуб шумел
под ветром черною вершиною. Кругом шевелились и изгибались высокие
кусты донника, от его цветов носился над обрывом тихий полевой аромат. Борька узнал место: год назад он тут долго
сидел ночью накануне отъезда, и тот же тогда стоял кругом невинный и чистый запах донника.
Бросились они по
кустам, видят, поодаль, у самой воды,
сидит под лозой Антоша, плечики у него вздрагивают, крылами лицо прикрыл, навзрыд рыдает.
На холме, где чистым
Потоком источник бежал из
кустов,
Под дубом ветвистым —
Свидетелем тайных свиданья часов —
Минвана младая
Сидела одна,
Певца ожидая,
И в страхе таила дыханье она.