Неточные совпадения
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка
на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца
на носу
сидел, потом батьку
на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху
на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то
сидел, то ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую
цепь, собирался выйти
на бак, но вновь задумывался и возвращался к столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь вывел его из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
— «Скучную историю» Чехова — читали? Забавно, а? Профессор всю жизнь чему-то учил, а под конец — догадался: «Нет общей идеи».
На какой же
цепи он
сидел всю-то жизнь? Чему же — без общей идеи — людей учил?
Под ним
на возвышении стояла скамья, а
на ней
сидел, спиной к лошади, прикованный железной
цепью к столбу, в черном халате и такой же бескозырке, осужденный преступник.
Когда я увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни
на Новой улице, за воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога
на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и
на ней —
на скамье —
сидел небольшой человек в суконной круглой шапке, в
цепях;
на грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая
цепями.
Они молчат, эти несчастные узники, — они
сидят в летаргическом оцепенении и даже не потрясают своими
цепями; они почти лишились даже способности сознавать свое страдальческое положение; но тем не менее они чувствуют тяжесть, лежащую
на них, они не потеряли способности ощущать свою боль.
Кроме этих двух стариков да трех пузатых ребятишек в длинных рубашонках, Антоновых правнуков, жил еще
на барском дворе однорукий бестягольный мужичонка; он бормотал, как тетерев, и не был способен ни
на что; не многим полезнее его была дряхлая собака, приветствовавшая лаем возвращение Лаврецкого: она уже лет десять
сидела на тяжелой
цепи, купленной по распоряжению Глафиры Петровны, и едва-едва была в состоянии двигаться и влачить свою ношу.
— Перестаньте, любезная сестрица Анна Родивоновна, — уговаривал Мыльников с ядовитой любезностью. — Не он первый, не он последний, ваш-то Прокопий… Будет ему
сидеть у тестя
на цепи.
Сидя третий день в номере «Европейской гостиницы», я уже кончал описание поездки, но вспомнил о
цепях Стеньки Разина, и тут же пришло
на память, что где-то в станице под Новочеркасском живет известный педагог, знающий много о Разине, что зовут его Иван Иванович, а фамилию его и название станицы забыл.
Маленький домишко Андреюшки стоял
на самой окраине города; прошло тридцать лет, как юродивый из него не выходил,
сидя день и ночь
на лавке и держа даже себя прикованным
на цепи.
— Тут есть Андреюшка: тридцать лет он
сидит по собственному хотению
на цепи, молится мысленно и, как рассказывают, пророчествует!
Курослепов. Ну, Гаврилка, видно, нам с тобой
на одной
цепи сидеть!
Но самый главный центр представляет какой-то необыкновенно жирный и, по-видимому, не очень умный человек, который
сидит на диване у средней стены и
на груди у которого отдыхает тяжелая золотая
цепь, обремененная драгоценными железнодорожными жетонами.
Увы, все вокзалы, ведущие
на север и восток, были оцеплены густейшим слоем пехоты, и громадные грузовики, колыша и бренча
цепями, доверху нагруженные ящиками, поверх которых
сидели армейцы в остроконечных шлемах, ощетинившиеся во все стороны штыками, увозили запасы золотых монет из подвалов Народного комиссариата финансов и громадные ящики с надписью: «Осторожно.
—
На одной
цепи у Полуехта Степаныча
сидел с Белоусом: вот и сосватались в тюрьме. Не покрывай Арефу, Гермоген, не гоже… Из пушки его мало застрелить за его воровство.
Этими словами слепой старик точно придавил вратаря. Полуект Степаныч узнал его: это был тот самый Брехун, который
сидел на одной
цепи с дьячком Арефой. Это открытие испугало воеводу, да и речи неподобные болтает слепой бродяга. А сердце так и захолонуло, точно кто схватил его рукой… По каком ясном соколе убивается красная пташка?.. Боялся догадаться старый воевода, боялся поверить своим ушам…
Иногда он говорил час и два, всё спрашивая: слушают ли дети?
Сидит на печи, свеся ноги, разбирая пальцами колечки бороды, и не торопясь куёт звено за звеном
цепи слов. В большой, чистой кухне тёплая темнота, за окном посвистывает вьюга, шёлково гладит стекло, или трещит в синем холоде мороз. Пётр,
сидя у стола перед сальной свечою, шуршит бумагами, негромко щёлкает косточками счёт, Алексей помогает ему, Никита искусно плетёт корзины из прутьев.
— Та-ак, — ухмыляясь, говорил он, — бога, значит, в отставку? Хм! Насчет царя у меня, шпигорь ты мой, свои слова: мне царь не помеха. Не в царях дело — в хозяевах. Я с каким хошь царем помирюсь, хошь с Иван Грозным:
на,
сиди, царствуй, коли любо, только — дай ты мне управу
на хозяина, — во-от! Дашь — золотыми
цепями к престолу прикую, молиться буду
на тебя…
После спанья в санях, после людской кухни
сидеть в кресле, в чистом белье, в легких ботинках, с
цепью на груди — это такая роскошь!
— Ну, сдавай, сдавай, — перебил его Михей Михеич. — Что гонения! Какие гонения! Благодари бога, что не
сидишь в Пугачевской башне
на цепи… Сдавай.
Под всем домом были подведены потайные погреба, где люди живые
на цепях, как медведи,
сидели.
Венгерович 2. Золото тяжело не
на один только вес! Счастливы вы, что можете
сидеть на этих грязных ступенях! Здесь вы не испытываете всей тяжести этого грязного золота! О, эти мне золотые
цепи, золотые оковы!
Романсов взглянул в сторону и в двух шагах от себя увидел громадную черную собаку из породы степных овчарок и ростом с доброго волка. Она
сидела около дворницкой будки и позвякивала
цепью. Романсов поглядел
на нее, подумал и изобразил
на своем лице удивление. Затем он пожал плечами, покачал головой и грустно улыбнулся.
Оставалась отпертою только калитка
на цепи. Дворник в тулупе
сидел под воротами
на скамейке. В глубине подворотни — она содержалась в большой чистоте — горел полукруглый фонарь с газовым рожком.
На другой день, в полдень, он надел все свои знаки отличия,
цепь и поехал в «Японию». Судьба ему благоприятствовала. Когда он вошел в номер знатного перса, то последний был один и ничего не делал. Рахат-Хелам, громадный азиат с длинным, бекасиным носом, с глазами навыкате и в феске,
сидел на полу и рылся в своем чемодане.
— Это ведь уже четвертый ребенок будет, что же это? Как
цепь какая тянется. Я, когда почуяла, всю ночь проплакала. Утром набралась духу, говорю ему… А он… Вдруг вижу, — вся его рожа так и просияла! Есть с чего, подумаешь! Вы только представьте себе, — сияет, как будто я ему невесть какой подарок объявила. Потирает руки, ухмыляется. Поглядела я
на его рожу глупую — и тоже засмеялась.
Сидим, как дураки, смотрим друг
на друга и смеемся…
Пусто было
на улицах и площадях; лишь изредка мелькал курьер,
сидя на облучке закрытой кибитки; по временам шныряли подозрительные лица или гремели мерным звуком
цепи и раздавалась заунывная песнь колодников: «Будьте жалостливы, милостивы, до нас, до бедных невольников, заключенных, Христа ради!»
На всем пути наших цыган встретили они один экипаж: это был рыдван, облупленный временем; его тащили четыре клячи веревочными постромками, а
на запятках стояли три высокие лакея в порыжелых сапогах, в шубах из красной собаки и с полинялыми гербовыми тесьмами; из колымаги же проглядывал какой-то господин в бархатной шубе с золотыми кистями, причесанный а la pigeon.
Горько было Андрюше слышать безумную речь отца. Он
сидел на камне возле него, целовал его руки и обливал их слезами. Желая хоть сколько-нибудь поправить и заставить извинить беспорядок его наружности, унижающий родного старика в глазах прохожих, он скинул, будто от жара, шапочку, чтобы подпариться ему, и поправил
на нем
цепь. Аристотель взглянул
на него с участием.
В глубине этой комнаты,
на высоком троне,
сидела императрица в наряде, который она надевала в высокоторжественные дни, в бриллиантовой короне
на голове, в светлозеленом шелковом платье, в корсаже из золотой парчи, с длинными рукавами,
на котором одна под другой были приколоты две звезды и красовались две орденские ленты с
цепями этих орденов.
На другой день после этого происшествия
сидел Волынской дома в своем кабинете, озабоченный участью своих друзей, преданных суду, и ломая себе голову, как бы скорее распилить
цепи на них и России. Поверенный камень,
на углу Летнего сада, отвечал ему: скоро, очень скоро, ныне, завтра,
на днях, или никогда!
Опять прикосновение руки, и опять молодой царь очнулся еще в новом месте. Место это была камера мирового судьи. Мировой судья — жирный, плешивый человек, с висящим двойным подбородком, в
цепи, только что встал и читал громким голосом свое решение. Толпа мужиков стояла за решеткой. Оборванная женщина
сидела на лавочке и не встала. Сторож толкнул ее.
У одних ноги были заколочены клиньями в деревянные колоды и эти
сидели вовсе неподвижно, а
на других были наложены тяжелые
цепи, производившие терзательное лязганье при каждом движении рук и ног; те же, которые были пойманы
на разбоях и убийствах и подлежали смертной казни, око за око и зуб за зуб, — эти были прикованы к стене тройными
цепями за ноги, за руки и за шею.
Вижу, сова, круглый глаз,
на цепи на загнетке
сидит, колдуна своего драгунскими словами ругает.
Авось она,
на цепи сидя, со злости
на колдуна и проговорится, хохлатая шкура, насчет средствия, как язык-то во всем королевстве опять разговорным концом обернуть…