Неточные совпадения
Садятся два крестьянина,
Ногами упираются,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят —
на скалке тянутся,
Суставчики трещат!
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Тянуться бородой!»
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам, проклятые!
Не разольешь водой...
Потом, не глядя в окна, он
сел в свою обычную позу в коляске, заложив
ногу на ногу и, надевая перчатку, скрылся за углом.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с тем не ехать
на своих лошадях, которых все знали, Вронский
сел в извозчичью карету Яшвина и велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна. Он
сел в угол, вытянул
ноги на переднее место и задумался.
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал к
ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя
на сухое, он
сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
Всё в ее лице: определенность ямочек щек и подбородка, склад губ, улыбка, которая как бы летала вокруг лица, блеск глаз, грация и быстрота движений, полнота звуков голоса, даже манера, с которою она сердито-ласково ответила Весловскому, спрашивавшему у нее позволения
сесть на ее коба, чтобы выучить его галопу с правой
ноги, — всё было особенно привлекательно; и, казалось, она сама знала это и радовалась этому.
— А вот так: несмотря
на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она
села на камень и опустила
ноги в воду. Вот Казбич подкрался — цап-царап ее, зажал рот и потащил в кусты, а там вскочил
на коня, да и тягу! Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели.
Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с
ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель
на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и
сел в бричку.
Молодой гувернер Ивиных, Herr Frost, с позволения бабушки сошел с нами в палисадник,
сел на зеленую скамью, живописно сложил
ноги, поставив между ними палку с бронзовым набалдашником, и с видом человека, очень довольного своими поступками, закурил сигару.
Она
села к столу,
на котором Лонгрен мастерил игрушки, и попыталась приклеить руль к корме; смотря
на эти предметы, невольно увидела она их большими, настоящими; все, что случилось утром, снова поднялось в ней дрожью волнения, и золотое кольцо, величиной с солнце, упало через море к ее
ногам.
Кому назначено-с, не миновать судьбы:
Молчалин
на́ лошадь
садился,
ногу в стремя,
А лошадь
на дыбы,
Он об землю и прямо в темя.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло,
на которое никто, кроме ее, не имел права
садиться. Катя поставила ей скамейку под
ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула
на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и
на чепце были ярко-желтые ленты.
Проходя мимо слепого, они толкнули старика,
ноги его подогнулись, он грузно
сел на мостовую и стал щупать булыжники вокруг себя, а мертвое лицо поднял к небу, уже сплошь серому.
Безбедов оторвался от стены, шагнул к нему, ударился коленом об угол нар, охнул,
сел на пол и схватил Самгина за
ногу.
Ноги согрелись, сыроватая теплота пекарни позволила расстегнуть пальто. Самгин
сел на скамью и строго спросил...
Сел на подоконник и затрясся, закашлялся так сильно, что желтое лицо его вздулось, раскалилось докрасна, а тонкие
ноги судорожно застучали пятками по стене; чесунчовый пиджак съезжал с его костлявых плеч, голова судорожно тряслась,
на лицо осыпались пряди обесцвеченных и, должно быть, очень сухих волос. Откашлявшись, он вытер рот не очень свежим платком и объявил Климу...
—
Садитесь, — неохотно сказал им Денисов, они покорно
сели, а Ловцов выступил шага
на два вперед, пошаркал
ногами по полу, как бы испытывая его прочность, и продолжал...
— Я с эдаким — не могу, — виновато сказал Кумов, привстав
на ноги, затем
сел, подумал и, улыбаясь, снова встал: — Я — не умею с такими. Это, знаете, такие люди… очень смешные. Они — мстители, им хочется отомстить…
— Как ты понимаешь это? — спросил Самгин, кивнув головой
на окно. Макаров
сел, пошаркал
ногой, вздохнул.
Самгин чувствовал себя неловко, Лидия
села на диван, поджав под себя
ноги, держа чашку в руках и молча, вспоминающими глазами, как-то бесцеремонно рассматривала его.
Вошла Марина в сером халате, зашпиленном английскими булавками, с полотенцем
на шее и распущенными по спине волосами, похожая
на княжну Тараканову с картины Флавицкого и
на уголовную арестантку;
села к столу, вытянув
ноги в бархатных сапогах, и сказала Самгину...
Она тотчас пришла. В сером платье без талии, очень высокая и тонкая, в пышной шапке коротко остриженных волос, она была значительно моложе того, как показалась
на улице. Но капризное лицо ее все-таки сильно изменилось,
на нем застыла какая-то благочестивая мина, и это делало Лидию похожей
на английскую гувернантку, девицу, которая уже потеряла надежду выйти замуж. Она
села на кровать в
ногах мужа, взяла рецепт из его рук, сказав...
— Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его холодную жесткую руку, Самгин видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен
на конце хрящеватого, длинного носа. Он согнулся пополам,
сел и так осторожно вытянул длинные
ноги, точно боялся, что они оторвутся.
На узких его плечах френч,
на ногах — галифе, толстые спортивные чулки и уродливые ботинки с толстой подошвой.
Клим пошел к Лидии. Там девицы сидели, как в детстве,
на диване; он сильно выцвел, его пружины старчески поскрипывали, но он остался таким же широким и мягким, как был. Маленькая Сомова забралась
на диван с
ногами; когда подошел Клим, она освободила ему место рядом с собою, но Клим
сел на стул.
Лидия
села в кресло, закинув
ногу на ногу, сложив руки
на груди, и как-то неловко тотчас же начала рассказывать о поездке по Волге, Кавказу, по морю из Батума в Крым. Говорила она, как будто торопясь дать отчет о своих впечатлениях или вспоминая прочитанное ею неинтересное описание пароходов, городов, дорог. И лишь изредка вставляла несколько слов, которые Клим принимал как ее слова.
Дронов приподнялся, подогнул под себя
ногу,
сел на нее и несколько секунд присматривался к лицу Самгина, покусывая губы, играя цепочкой часов; потом — спросил...
Но она встала
на ноги и, встряхнув что-то черное, пошатнулась,
села на кровать.
— Пишу другой: мальчика заставили пасти гусей, а когда он полюбил птиц, его сделали помощником конюха. Он полюбил лошадей, но его взяли во флот. Он море полюбил, но сломал себе
ногу, и пришлось ему служить лесным сторожем. Хотел жениться — по любви —
на хорошей девице, а женился из жалости
на замученной вдове с двумя детьми. Полюбил и ее, она ему родила ребенка; он его понес крестить в
село и дорогой заморозил…
Она встала и, невысоко приподняв юбку, критически посмотрела
на свои
ноги. И снова
села на стул, облегченно вздохнув, повторила...
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина, не в силах остановиться
на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно, как будто боясь, что длинное тело его не уставится в комнате. Лютов обожженно вертелся у стола, теряя туфли с босых
ног;
садясь на стул, он склонялся головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было понять, почему он не падает вперед, головою о пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
Солдатик, разинув рот, медленно съехал по воротам
на землю,
сел и, закрыв лицо рукавом шинели, тоже стал что-то шарить
на животе у себя. Николай пнул его
ногой и пошел к баррикаде; из-за нее, навстречу ему, выскакивали люди, впереди мчался Лаврушка и кричал...
Бердников любезно предложил ему
сесть рядом, Попов, с сигарой в зубах,
сел на переднее сиденье, широко расставив
ноги.
Против Самгина лежал вверх лицом, закрыв глаза, длинноногий человек, с рыжей, остренькой бородкой, лежал сунув руки под затылок себе. Крик Пыльникова разбудил его, он сбросил
ноги на пол,
сел и, посмотрев испуганно голубыми глазами в лицо Самгина, торопливо вышел в коридор, точно спешил
на помощь кому-то.
Ногою в зеленой сафьяновой туфле она безжалостно затолкала под стол книги, свалившиеся
на пол, сдвинула вещи со стола
на один его край, к занавешенному темной тканью окну, делая все это очень быстро. Клим
сел на кушетку, присматриваясь. Углы комнаты были сглажены драпировками, треть ее отделялась китайской ширмой, из-за ширмы был виден кусок кровати, окно в
ногах ее занавешено толстым ковром тускло красного цвета, такой же ковер покрывал пол. Теплый воздух комнаты густо напитан духами.
Вошел Безбедов, весь в белом — точно санитар, в сандалиях
на босых
ногах; он
сел в конце стола, так, чтоб Марина не видела его из-за самовара. Но она все видела.
Рабочий, дважды кивнув головою,
сел, взглянул
на грязные сапоги свои, спрятал
ноги под стул и тихонько заговорил, не угашая улыбочку...
После чая все займутся чем-нибудь: кто пойдет к речке и тихо бродит по берегу, толкая
ногой камешки в воду; другой
сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли кошка по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует взглядом и кончиком своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки любят сидеть по целым дням
на окне, подставляя голову под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
— Что? Вот я приду,
сядем друг против друга
на диваны, с
ногами; он курит…
Обломову в самом деле стало почти весело. Он
сел с
ногами на диван и даже спросил: нет ли чего позавтракать. Съел два яйца и закурил сигару. И сердце и голова у него были наполнены; он жил. Он представлял себе, как Ольга получит письмо, как изумится, какое сделает лицо, когда прочтет. Что будет потом?..
Обломов быстро приподнялся и
сел в диване, потом спустил
ноги на пол, попал разом в обе туфли и посидел так; потом встал совсем и постоял задумчиво минуты две.
Ему было под пятьдесят лет, но он был очень свеж, только красил усы и прихрамывал немного
на одну
ногу. Он был вежлив до утонченности, никогда не курил при дамах, не клал одну
ногу на другую и строго порицал молодых людей, которые позволяют себе в обществе опрокидываться в кресле и поднимать коленку и сапоги наравне с носом. Он и в комнате сидел в перчатках, снимая их, только когда
садился обедать.
Он бросился показывать ей квартиру, чтоб замять вопрос о том, что он делал эти дни. Потом она
села на диван, он поместился опять
на ковре, у
ног ее.
Заходила ли речь о мертвецах, поднимающихся в полночь из могил, или о жертвах, томящихся в неволе у чудовища, или о медведе с деревянной
ногой, который идет по
селам и деревням отыскивать отрубленную у него натуральную
ногу, — волосы ребенка трещали
на голове от ужаса; детское воображение то застывало, то кипело; он испытывал мучительный, сладко болезненный процесс; нервы напрягались, как струны.
Лицо у него не грубое, не красноватое, а белое, нежное; руки не похожи
на руки братца — не трясутся, не красные, а белые, небольшие.
Сядет он, положит
ногу на ногу, подопрет голову рукой — все это делает так вольно, покойно и красиво; говорит так, как не говорят ее братец и Тарантьев, как не говорил муж; многого она даже не понимает, но чувствует, что это умно, прекрасно, необыкновенно; да и то, что она понимает, он говорит как-то иначе, нежели другие.
Она положила их
на два стула, а Обломов вскочил и предложил ей самой третий, но она не
села; это было не в ее привычках: она вечно
на ногах, вечно в заботе и в движении.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи,
нога липовая; я по
селам шел, по деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит,
на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя своей
ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался
на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а
на лежанке, подле няни.
Когда она ушла, Захар как будто ожидал своей очереди говорить. Он
сел на чугунный столбик у ворот и начал болтать
ногами, угрюмо и рассеянно поглядывая
на проходящих и проезжающих.
Она молча приняла обязанности в отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки
на чулках, знала, какой
ногой он встает с постели, замечала, когда хочет
сесть ячмень
на глазу, какого блюда и по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.
— О, баловень, сибарит! — говорил Волков, глядя, куда бы положить шляпу, и, видя везде пыль, не положил никуда; раздвинул обе полы фрака, чтобы
сесть, но, посмотрев внимательно
на кресло, остался
на ногах.
Но следующие две, три минуты вдруг привели его в память — о вчерашнем. Он
сел на постели, как будто не сам, а подняла его посторонняя сила; посидел минуты две неподвижно, открыл широко глаза, будто не веря чему-то, но когда уверился, то всплеснул руками над головой, упал опять
на подушку и вдруг вскочил
на ноги, уже с другим лицом, какого не было у него даже вчера, в самую страшную минуту.
Он
сел на том месте, где стоял, и с ужасом слушал шум раздвигаемых ею ветвей и треск сухих прутьев под
ногами.